Книга Падение Калико, страница 7 – Кери Лейк

— Мы посмотрим, что осталось, и похороним ее.

Со слезами на глазах кивая, она вытирает мокрые щеки и просовывает руки через плечевые ремни своего рюкзака. Взяв ее за руку, я веду ее к двери и кладу ладонь на ручку, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Что бы ни лежало по ту сторону, это то, чему суждено быть, и я не могу вернуться и что-либо изменить.

Я не могу остановить ее.

Дверь тяжелее, чем раньше, и моя рука почти подгибается под ее весом, когда я толкаю ее, открывая навстречу пыли, разносимой ветром. Быстрый осмотр не показывает никаких признаков Бешенных, и я тихо крадусь вдоль здания, пока не достигаю того, что когда-то было главной дорогой через Палм-Спрингс.

Примерно в двадцати ярдах от нас лежит туша, изуродованная до такой степени, что я могу различить только небольшие лоскутки кожи и плоти поверх костей. Каштановые волны ее волос, перепачканные грязью и кровью, развеваются на ветру. Воздух застревает в моих легких, каждый вдох с трудом проходит через мое пересохшее горло, когда мы вдвоем приближаемся к ней. Брайани скулит позади меня, оттягиваясь назад, когда я сжимаю ее руку, как будто она не может заставить себя подойти ближе.

Я не принуждаю ее и не отпускаю, но продолжаю. С рыданием, стучащим в моей груди, я позволяю своим ногам нести меня ближе, пока я не оказываюсь над тем, что осталось от моей матери. Рядом с ее изуродованной рукой лежит порванная нитка бус — браслет, который Брайани сделала ей год назад.

Прежде чем я могу это остановить, мои колени ударяются о грязь, ладони распластаны передо мной, в то время как кислотный ожог желчи выливается у меня изо рта и выплескивается на землю. Мой желудок пульсирует от угрозы большего, несмотря на то, что голова говорит мне остановиться. Еще один снаряд попадает в мои пазухи, и меня подташнивает, когда он выходит из моего тела. Холодное и липкое ощущение охватывает меня, и в груди и животе становится пусто. Так же пусто, как и в моем сердце.

Тяжело дыша через нос, я поднимаюсь и смиряюсь с задачей похоронить ее.

Оглядываясь вокруг обломков и пепла зданий, которые нас окружают, мой взгляд останавливается на сломанной половине упавшего уличного знака. Я пробираюсь по выцветшим линиям того, что раньше было дорогой, чтобы поднять его, и постукиваю им по земле в поисках мягкого песка, пока не нахожу его на маленьком пятачке сразу за ореолом крови моей матери.

Металл впивается мне в руки, пока я разгребаю грязь, но час спустя я вырыла в основном неглубокую могилу. Кровь покрывает мои ладони там, где порезы и волдыри горят от попадания песка.

С разорванными штанами нога моей матери полностью обнажена и уже кишит маленькими мухами. Взяв ее содранную лодыжку в руки, я иду чтобы потащить ее к ближайшей могиле, но останавливаюсь, услышав звук рвущейся ткани. Прежде чем я понимаю, что это такое, я держу в руке оторванную конечность моей матери. В моей руке свисают нанизанные мясо и кости, от вида которых у меня кружится голова.

Очередной комок желчи подкатывает к моему горлу, но я подношу тыльную сторону ладони ко рту, чтобы перекрыть его, проглатываю комок и бросаю ее ногу в могилу. Вместо того, чтобы снова тащиться, я падаю на землю рядом с ней, кладу руки на самые покрытые плотью части ее тела и толкаю ее по грязи. Большая часть ее лица изъедена, и только одно глазное яблоко осталось нетронутым, изображение, которое будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.