Онлайн книга «Цветок в пустыне»
|
Динни обернулась и увидела тонкое, худое и подвижное лицо сэра Лоренса Монта с совершенно побелевшими усиками, хотя в волосах седина едва начала пробиваться. – Я ещё не внесла свою лепту, дядя Лоренс. – Пора тебе вообще отучиться её вносить. Пусть язычники беснуются, а мы пойдём вниз и по-христиански предадимся мирной беседе. Динни подумала: "Что ж, я не прочь побеседовать об Уилфриде Дезерте". Эта мысль оттеснила на задний план её инстинктивную потребность вечно чему-то служить, и девушка последовала за баронетом. – Над чем вы сейчас работаете, дядя? – Пока что отдыхаю и почитываю мемуары Хэрриет Уилсон. Замечательная девица, доложу тебе, Динни! Во времена Регентства в высшем свете трудно было испортить чью-либо репутацию, но Хэрриет делала всё, что могла. Если ты о ней не слышала, могу сообщить, что она верила в любовь и дарила своей благосклонностью многих любовников, из которых любила лишь одного. – И всё-таки верила в любовь? – Что тут особенного? Ведь остальные-то любили её, – она была добросердечная бабёнка. Какая огромная разница между нею и Нинон де Ланкло, та любила всех своих любовников. А в общем обе – колоритные фигуры. Представляешь, какой диалог о добродетели можно написать от их лица? Сядь же, наконец. – Дядя Лоренс, сегодня днём я ходила смотреть памятник Фошу и Встретила вашего кузена мистера Масхема. – Джека? – Да. – Последний из денди. Между прочим, существует огромная разница между щёголем, денди, светским франтом, фатом, "чистокровным джентльменом" и хлыщом. Есть ещё какая-то разновидность, да я всегда забываю слово. Я перечислил их в нисходящем порядке. По возрасту Джек относится к поколению фатов, но по своему складу он чистый денди – типичный персонаж Уайт-Мелвила. А что он такое, на твой взгляд? – Лошади, пикет и невозмутимость. – Долой шляпу, дорогая. Люблю смотреть на твои волосы. Динни сняла шляпу. – Я встретила там ещё одного человека – шафера Майкла. Густые брови сэра Лоренса приподнялись: – Что? Молодого Дезерта? Он опять вернулся? Лёгкий румянец выступил на щеках Динни. – Да, – ответила она. – Редкая птица, Динни. Чувство, которого Динни ещё никогда не испытывала, охватило её. Она не сумела бы его выразить, но оно напоминало ей о фарфоровой статуэтке, которую девушка подарила отцу в день его рождения две недели назад. Маленькая превосходно выполненная группа китайской работы: лиса и четыре забившихся под неё лисёнка. На морде лисы написаны нежность и насторожённость – то самое, что сейчас на душе у Динни. – Почему редкая? – Давняя история. Но тебе могу рассказать. Я точно знаю, что этот молодой человек увивался вокруг Флёр года два после её свадьбы. Из-за этого он и стал бродягой. Вот, значит, что имел в виду Дезерт, упоминая об Исаве? Нет, дело не в том. Она помнит: когда он спрашивал о Флёр, у него было самое обычное выражение лица. – Это же было сто лет назад! – возразила девушка. – Ты права. Седая старина. Впрочем, ходят и другие слухи. Клубы рассадники жестокости. Соотношение нежности и насторожённости, переполнявших Динни, изменилось: доля первой уменьшилась, второй возросла. – Какие слухи? Сэр Лоренс покачал головой: – Мне этот молодой человек нравится, и даже тебе, Динни, я не стану повторять то, о чём, в сущности, ничего не знаю. Стоит человеку начать жить иначе, чем другие, и люди готовы бог знает что о нём выдумать. Он внезапно посмотрел на племянницу, но глаза Динни были прозрачны. – Кто этот китайчонок наверху? – Сын бывшего мандарина, который оставил семью здесь из-за неурядиц на родине. Милый малыш. Приятный народ китайцы. Когда приезжает Хьюберт? – Через неделю. Они летят из Италии. Вы же знаете, Джин – старый пилот. – Что с её братом? – С Аденом? Служит в Гонконге. – Твоя тётка все ещё сокрушается, что у тебя с ним ничего не вышло. – Милый дядя, я готова на все, чтобы угодить тёте Эм, но в данном случае, испытывая к нему чувства сестры, я боялась погрешить против библии. – Не хочу, чтобы ты выходила замуж и уезжала в какую-нибудь варварскую страну, – сказал сэр Лоренс. В голове Динни мелькнуло: "Дядя Лоренс просто волшебник!" – и глаза её стали ещё прозрачнее, чем раньше. – Эта проклятая бюрократическая машина скоро поглотит всех наших близких, – продолжал баронет. – Обе мои дочери за морем: Селия в Китае, флора в Индии; твой брат Хьюберт в Судане; твоя сестра Клер уедет, как только обвенчается, – Джерри Корвен получил назначение на Цейлон; Чарли Масхем, по слухам, прикомандирован к канцелярии генерал-губернатора в Кейптауне; старший сын Хилери служит в индийской гражданской администрации, младший – во флоте. Ну их всех! Ты и Джек Масхем – единственные пеликаны в моей пустыне. Конечно, остаётся ещё Майкл. – Дядя, вы часто встречаетесь с мистером Масхемом? – Довольно часто: либо в "Бэртоне", либо он заходит ко мне в «Кофейню» поиграть в пикет, – мы с ним последние любители этой забавы. Но это только зимой, пока не начался сезон. Теперь я не увижу его до самого конца Ныомаркетских скачек. – Он, наверно, замечательно разбирается в лошадях? – Да, Динни. В остальном – нет, как все люди его типа. Лошадь – это такое животное, которое закупоривает поры нашей души, делает человека чересчур бдительным. Нужно следить не только за лошадью, но и за всеми, кто имеет к ней касательство. Как выглядит молодой Дезерт? – Дезерт? – замялась Динни, чуть было не захваченная врасплох. – Он изжелта-тёмный. – Как пески под солнцем. Он ведь настоящий бедуин. Отец его живёт отшельником, они все немного странные. Майкл любит его, несмотря на ту историю. Это лучшее, что я могу о нём сказать. – А что вы думаете о его стихах? – Хаос и разлад: одной рукой творит, другой разрушает. – Он, видимо, ещё не нашёл себе места в жизни. Глаза у него довольно красивые, вы не находите? – Мне больше запомнился рот – нервный и горький. – Глаза говорят о том, каков человек от природы, рот – о том, каким он стал, – Да. Рот и брюшко. – У него нет брюшка, – возразила Динни. – Я обратила внимание. – Привычка питаться горстью фиников и чашкой кофе. Неправда, что арабы любят кофе. Их слабость – зелёный чай с мятой. Боже правый! Вот и твоя тётка. "Боже правый!" относилось не к ней, а к чаю с мятой. Леди Монт сняла свой бумажный головной убор и перевела дух. |