Онлайн книга «Цветок в пустыне»
|
– Здравствуйте, мисс Черрел! Перед нею стоял высокий мужчина в сером цилиндре, с переброшенным через плечо большим футляром от полевого бинокля. – Мы встречались с вами у памятника Фошу и на свадьбе вашей сестры. Помните? – Ну как же! Вы – мистер Масхем. Сердце девушки учащённо забилось. Она старалась не смотреть в сторону Уилфрида. – Сестра пишет? – Да, было письмо из Египта. В Красном море они, видимо, попали в страшную жару. – Выбрали, на какую поставить? – Нет ещё. – Я не связывался бы с фаворитом, – не вытянет. – Мы хотели на Бленхейма. – Что ж, хорошая лошадь и на поворотах послушная. Но у её владельца в конюшне есть другая, поинтереснее. Я вижу, вы – новичок. Подскажу вам две приметы, мисс Черрел, и смотрите, чтобы у вашей лошади была хоть одна из них: во-первых, подъемность сзади; во-вторых, индивидуальность, не внешний вид, а именно индивидуальность. – Подъемность сзади? То есть круп выше, чем остальная спина? Джек Масхем улыбнулся: – Примерно так. Как только заметите это в лошади, особенно если ей надо брать подъем, ставьте не колеблясь. – А что такое индивидуальность? Это, когда она поднимает голову и смотрит поверх людей в пространство? Я однажды видела такую. – Честное слово, из вас получилась бы замечательная ученица. Вы прямо-таки прочли мою мысль. – Но я не знаю, какая это была лошадь, – призналась Динни. – Очень странно. Девушка увидела, что благожелательный интерес словно застыл на лице Масхема. Он приподнял шляпу и отвернулся. За её спиной раздался голос Уилфрида. – Ну, я поставил десятку. – Пойдём на трибуну и посмотрим скачки. Уилфрид, по-видимому, не заметил Масхема, и Динни, идя с ним под руку, старалась забыть внезапно застывшее лицо её собеседника. Вид толпы, где каждый изо всех сил протискивался вперёд, чтобы поскорее "узнать свою судьбу", готвлек девушку, и, когда они подошли к трибуне, ей уже было безразлично все на свете, кроме Уилфрида и лошадей. Им достались стоячие места у барьера, поблизости от букмекеров. – Я запомнила – зелёный и шоколадный, как конфеты. Фисташки – моя любимая начинка. Сколько я могу выиграть, милый? – Послушаем. В общем шуме они различили слова: – Бленхейм – восемнадцать против одного. – Сто восемьдесят! – воскликнула Динни. – Вот замечательно! – Видишь, у Бленхейма прочная репутация, она идёт не из конюшен. Скоро следующий заезд. Смотри, уже выводят. Жокеев в зелёном и шоколадном двое. Вторая из лошадей – наша. Парад, упоительный для всех, кроме самих лошадей, позволил Динни разглядеть выбранного ими гнедого, масть которого прекрасно гармонировала с цветами наездника. – Нравится он тебе, Динни? – Мне почти все лошади нравятся. Правду говорят, что можно определить по виду, какая лучше? – Нет, неправду. Лошади повернули и лёгким галопом проскакали мимо трибун. – Ты не находишь, что у Бленхейма круп выше остальной спины? – Нет. Красиво идут. А почему ты спрашиваешь? Но Динни только прижала к себе его руку и слегка вздрогнула. Биноклей у них не было, и когда начался заезд, они ничего не смогли разглядеть толком. Позади них какой-то мужчина то и дело вскрикивал: – Фаворит ведёт!.. Фаворит ведёт!.. Когда лошади прошли Тэттенхэм Корнер, тот же мужчина, захлёбываясь, переменил мнение: – Паша… Паша возьмёт!.. Нет, Фаворит… Нет, не он!.. Илиада!.. Илиада вырвалась!.. Уилфрид стиснул руку Динни. – Наш! Смотри – вон там! – бросил он. Динни увидела на другой стороне круга лошадь под розово-коричневым жокеем, которого обходил шоколадно-зелёный. Обошёл, обошёл! Они выиграли! Толпа пришла в замешательство и умолкла, а они стояли и улыбались друг другу. Этот выигрыш – знамение! – Я получу твои деньги, разыщем машину и домой. Уилфрид настоял, чтобы Динни взяла себе все деньги, и она присоединила их к своему сокровищу. Лишняя гарантия на тот случай, если ему вздумается избавить её от себя! На обратном пути они снова заехали в Ричмонд-парк и долго сидели среди молодых папоротников, слушая кукушек и чувствуя себя бесконечно счастливыми в успокоительно шепчущей тишине солнечного дня. Они пообедали в одном из ресторанов Кенсингтона, и Уилфрид в конце концов расстался с ней на углу Маунт-стрит. Ночью Динни не тревожили ни сны, ни сомнения, и к завтраку она вышла с ясными глазами и лёгким загаром на щеках. Её дядя читал "Дейли фейз". Он отложил газету и сказал: – Пробеги её, Динни, когда выпьешь кофе. В ней есть кое-что, заставляющее усомниться в том, что редакторы – тоже люди и наши братья. И кое-что, не оставляющее сомнений в том, что издатели к последним не относятся. Динни прочла письмо Компсона Грайса, напечатанное под шапкой: ОТСТУПНИЧЕСТВО МИСТЕРА ДЕЗЕРТА. НАШ ВЫЗОВ ПРИНЯТ. ПРИЗНАНИЕ. Под заголовком были помещены две строфы из поэмы сэра Альфреда Лайела «Богословие перед казнью». Для чего? Ни за славу я жизнь отдаю, Я и жил и погибну безвестно; Не за право на место в небесном раю, Торговаться с всевышним невместно. Но, блюдя англичанина имя и честь, Предпочту умереть, чем позор перенесть. Я сегодня усну меж несчётных костей Тех, о ком все давно позабыли, Кто служил безымянно отчизне своей, Кто лежит в безымянной могиле И о ком не расскажет надгробный гранит, Как солдат и в мучениях верность хранит. Розоватый загар на лице Динни сменился багровым румянцем. – Да, – печально вымолвил сэр Лоренс, наблюдая на нею, – дело сделано, как сказал бы старый Форсайт. Тем не менее я вчера разговаривал с одним человеком, и он считает, что в наше время больше нет неизгладимых пятен. Сжульничал в карты? Украл ожерелье? Поезжай за границу года на два, – и все забудется. А сексуальные аномалии, с его точки зрения, давно уже в порядке вещей. Так что мы можем ещё утешаться! – Меня возмущает лишь одно: теперь каждый червяк будет вправе болтать всё, что ему заблагорассудится. Сэр Лоренс кивнул: – Чем крупнее червяк, тем больше он убеждён в своих правах. Но бес покоиться надо не о червях, а о тех, кто "блюдёт англичанина имя и честь". Такие ещё попадаются. |