Книга Жестокий Ёкай для попаданки в новеллу, страница 79 – Хэля Хармон, Кира Иствуд

Я отдёрнула руки на мгновенье раньше, чем она ко мне прикоснулась. И сделала шаг назад – чтобы она точно не дотянулась.

– Нет, – мой голос звучал твёрдо. – Я лично освобожу Шиарея. Никакие печати мы никуда переносить не будем.

Взгляд святой потемнел… Её рот дрогнул, исказился, и сквозь добродетельную маску на меня взглянуло совсем другое лицо – злое, неприятное. Но в следующий миг святая уже вновь улыбалась нежной улыбкой.

– Не упрямься, девочка, – певуче сказала она, не сводя с меня немигающего змеиного взгляда. – Так всем будет лучше. А особенно – твоему сердцу. Я позабочусь о дорогом ёкае. Просто передай печать.

И от сладкого запаха, от пристального взгляда, от густого сумрака – у меня закружилась голова. Дрогнули пальцы рук. И возникло непреодолимое желание сделать, как Святая велит.

Я боролась с собой из последних сил.

Мне казалось, будто меня тянут за пристёгнутую к шее цепь, а я упираюсь ногами в пол. Я не собиралась ей ничего отдавать! Святая снова протянула руку… Но её пальцы зависли в воздухе, будто коснулись невидимой стены. Тёмные глаза сузились, превратившись в щёлочки. Цветочный аромат внезапно стал густым, сладким до тошноты. Я сглотнула ком в горле, чувствуя, как влажный воздух липнет к коже.

– Ты не понимаешь, дитя, – её голос зазвучал мягко, но в нём засквозила сталь. – Это необходимо. Для его блага и счастья. Для твоего же очищения.

Она сделала шаг вперёд, и я отступила, спотыкаясь о край мраморной плиты. За спиной послышался шелест шёлковых одежд. Оглянувшись, я увидела, что это жрицы обступили меня со спины. Их улыбки стали шире, неестественно выгнутыми, будто нарисованными тушью на белых масках.

– Он мой, – выдохнула я, сжимая запястье с татуировкой. – Я его купила. И сама освобожу…

– Ты украла его, человечка.

– Нет! Я…

– Хотела присвоить себе то, что тебе не принадлежит.

– Это неправда! Он сам говорил, что…

Святая резко вскинула руку, и воздух дрогнул. Сиреневые лепестки закружились вихрем, дрогнули свечи в нишах. Голос Святой звучал как гром:

– Ты – песчинка в его истории! И никто – в его судьбе. Хватит цепляться за ёкая. Отпусти его. Не унижайся ещё больше.

Её слова ударили как плеть. Вкрутились шурупами в виски.

Я зажмурилась, чувствуя, как слёзы жгут веки.

– Сделай благое дело, отдай печать, – пальцы Святой снова потянулись ко мне, бледные, как лунный свет. – И ты сама освободишься от ложных надежд. Станешь свободной. Ведь ты ему не нужна.

Но я упрямо мотнула головой, вновь отшагивая и не позволяя святой прикоснуться. А против воли никто не может забрать печать – это закон!

– Пусть Шиарей сам скажет, что я ему не нужна! Я хочу, чтобы он сам… Где он?! Немедленно позови его!

Но тут за спиной колыхнулся воздух, и жрицы одновременно шагнули ближе. Одна из них коснулась моей руки – прикосновение было ледяным, будто трупным. Я дёрнулась, но они уже схватили меня за запястья, за плечи. Холод просочился сквозь ткань кимоно.

– Забудь его, – зашептали они хором, голоса слилились в жужжащий неразборчивый гул.

– Нет! – я рванулась, вырываясь из цепких пальцев. – Шиарей!

Мой крик разбился о стены, вернувшись эхом: “…рей… рей… рей…”. Святая засмеялась – высоко, звеняще, будто разбился хрустальный кубок. Воздух сгустился, превратившись в сироп. Дышать стало невозможно. Страх уколол сердце. И я бросилась к дверям.