Книга Сын вожака стаи, страница 45 – Алисия Небесная

Я не двигаюсь. Не позволяю себе дёрнуться, не позволяю показать, что внутри меня сжимается холодный страх.

— Повзрослела, — голос ровный, хлёсткий, словно сталь. — Но всё ещё щенок, которого нужно воспитывать.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

— Перестань. Мне не пять лет, - Слова срываются быстрее, чем я успеваю их обдумать.

Ахмет медленно наклоняется вперёд.

— А ведёшь себя так, будто пять, - Тон острый, как кинжал.

Я узнаю эту интонацию. Он не сердится. Ему даже не нужно повышать голос.

— Ты, кажется, забыла, чья ты дочь, — говорит , и каждое слово вонзается в меня, словно иглы.

Понимаю, чего он хочет. Ждёт, что я начну сомневаться. Но не получит.

Выпрямляюсь, не отводя взгляда.

— Нет, отец, — произношу уверенно и чётко. — Я хорошо помню, кто ты.

Мгновение тишины.Густой, давящей. Потом он улыбается. Но в этой улыбке нет тепла. Только холодное, хищное одобрение.

— Хорошо.

Откидывается на спинку кресла, взгляд изучающий, оценивающий. Смотрит на меня не как на дочь, а как на провалившийся проект, на ошибку, которую нужно исправить.

— Я дал тебе всё. — голос остаётся ровным, но в нём слышится сталь. — Лучшее образование. Лучших наставников. Лучшие условия. Тебя готовили быть частью этой семьи, частью нашей силы. А ты что сделала? Убежала, как глупый щенок, который решил, что мир снаружи безопаснее.

Я не отвечаю. Не потому, что мне нечего сказать. А потому, что знаю — он не закончил.

— И ради чего? — наклоняется вперёд. — Ради жизни в бегах? Ради того, чтобы сидеть в чужой стае, словно заблудшая волчица, с выводком на руках?

Делает паузу, ожидая хоть какой-то реакции.

Я не моргаю. Не показываю слабости. Но внутри волчица сжимается, готовая к рывку.

— Ты разочаровала меня, Амели.

Эти слова произносит не громко, без угрозы, но от них становится холодно.

— Ты не просто ушла. Ты перечеркнула всё, чему тебя учили. Предала свою кровь.

Сжимаю челюсти.

— Посмотри на себя, Амели. — Его голос спокоен, но от этого только хуже. — На кого ты стала похожа?

Волчица внутри тихо рычит.

— Тощая. Растрепанная. Загнанная. — делает жест рукой, будто стряхивает пыль. — Про запах чужого волка на тебе я вообще промолчу.

Я сжимаю кулаки, удерживая дыхание ровным.

— Отец, — я говорю тихо, но твёрдо, — я выбрала себе волка.

Отмахивается, словно мои слова — нечто незначительное.

— Помолчи. Я не закончил.

Голос без тени эмоций. Это не просьба. Это приказ.

Я вжимаюсь в спинку стула, заставляя себя не смотреть вниз

Отец устало потирает висок, его лицо кажется спокойным. Это не смирение. Это разочарование, тщательно скрытое за внешней невозмутимостью.

— Утащила с собой сестру, — произносит ровно, словно констатируя факт.

Сжимаю зубы, но всё же отвечаю:

— Она сама так решила. Ей так же не нужен был навязанный брак.

Отец тихо вздыхает.

— Ты правда думала, что я не знал, где ты?

Мои пальцы рефлекторно сжимаются в кулаки.

— Два года ты бегала, — голос по-прежнему ровный, но теперь в нём слышится стальная нота. — Я знал о каждом твоем шаге.

В груди неприятно сжимается, но не позволяю себе подать виду. Он усмехается, будто читает каждую эмоцию на моем лице.

— Когда ты скрывалась в лесах, питалась тем, что удавалось добыть, я знал.

Глаза вспыхивают холодным блеском.

— Когда ты жила в дешёвых квартирах, боясь показать лицо, я знал. Тон становится ниже, почти приглушённым, но от этого только страшнее.