Книга Ее дикие звери, страница 110 – Э. П. Бали

Я сильно краснею, потому что она права по всем статьям, и момент в переулке, который мы разделили с Дикарем, все еще будоражит меня. Но не успеваю я ответить, как раздается стук в решетку, которую оставили незапертой на время карантина.

— Впустите нас! — это Сабрина, драматично цепляющаяся за решетку, словно это она в тюрьме.

Минни закатывает глаза.

— Они пришли посплетничать.

Я вздыхаю, потому что там стоит не только Сабрина с нашей группой анима-первокурсниц. Это целая стая девчонок со второго курса, в пижамах, с пакетами печенья, чипсов и леденцов, прижатых к груди. Их нимпины подпрыгивают на девичьих плечах и взволнованно щебечут. У кого-то бигуди в руках, а у другой кинопроектор. Коннор тоже здесь, потому что, очевидно, для него в общежитии анимусов может быть немного опасно сейчас.

— Вечеринка холостячек! — кричит Сабрина, покачивая бедрами и размахивая в воздухе двумя бутылками джина, когда пинком распахивает дверь камеры. — Пора веселиться, юху-у!

— А е-еще, — ворчит Ракель, — м-м-мы хотим знать, ч-что п-произошло вчера.

Все косятся на меня, когда входят гуськом друг за другом, рассаживаясь на всех поверхностях в комнате. Каждому раздают красные пластиковые стаканчики, и Коннор распределяет контрабандный косяк.

Я беру предложенный стакан, пока Минни достает из своего гардероба несколько пакетиков чипсов.

— Итак, почему босс мафии хочет похитить тебя? — спрашивает в упор Стейси.

Я откидываюсь на подушку, Сабрина протягивает мне патчи для глаз, и я не двигаюсь, пока она накладывает их на меня. Мы с Минни обмениваемся удивленными взглядами, потому что, очевидно, все, что требуется, — это попытка похищения, чтобы сделать человека популярным.

Я рассказываю им скорректированную версию, приукрашивая ту часть, где Минни противостояла Дикарю, делая ее более похожей на настоящую драку.

— Скоро у нас начнутся настоящие боевые тренировки, — вздыхает Сабрина. — Тебе нужно научиться пользоваться своими орлиными когтями, Лия. Это все, что у тебя есть.

Я киваю, морщась от завуалированной насмешки.

— Так ты понятия не имеешь, зачем ты им нужна? — спрашивает одна из двух львиц-второкурсниц в углу, продолжая завивать длинную медовую гриву своей подруги.

— Они заключили какую-то сделку с моим отцом, — говорю я, решив, что ничего страшного не случится, если я расскажу им эту часть. — И он… опасен.

— Черт, — говорит Сабрина. — Прямо как мой папашка, подруга.

Она поднимает руку, давая пять, и я шлепаю ее по ладони с мрачным смехом.

— Когда я училась в начальной школе, мой отец запирал меня в шкафу на несколько часов. Я писала в штаны и все такое. Так я научилась вскрывать замки с помощью заколки для волос. Я выходила пописать и снова запиралась, когда он возвращался домой после работы. Пригодилось, когда я начала воровать.

Мы все ахаем от ужаса, но дело в том, что, если вы соберете целую кучу одичавших преступников в одной комнате, подобные истории станут обычным делом. Одичавшие дети часто происходят из одичавших семей. Не все из нас такие (Минни, например), но многие. Сабрина размахивает своим неоново-розовым вибратором, как «говорящим мячом», который мы используем в групповой терапии, и каждый получает шанс рассказать свою гребаную историю.

— Моя м-мама обычно к-кормила меня этими странными б-бисквитами, приготовленными из собачьего к-корма и обжаренной измельченной т-травой, — признается Ракель. — Она п-подсаливала их, ч-чтобы было б-более-менее съедобно. Потом мы н-наконец н-нашли коммуну и с-стали есть мясо. Б-большую часть времени оно было с-сырым, — они пожимают плечами, как будто им все равно, а затем поворачиваются к Минни. — Мы б-буквально ничего не з-знаем о тебе, М-мышонок.