Книга Магазинчик грешницы. Списанная со счетов, страница 66 – Виктория Вера

— Ну почему же. У нас есть и шёлк и батист… — почему-то становится обидно за лавку, хотя надо бы прикусить язык и порадоваться, что они не собираются задерживаться.

— И с кружевами? — недоверчиво.

— И с кружевами. Ночная сорочка? Дневная? — включаю рабочий режим, запихивая поглубже свои эмоции.

— Ночная… — слово это из её уст звучит двусмысленно и слишком томно, при этом Анриетта следит за моей реакцией.

— Хорошо, — подхожу к вешалке, чтобы выбрать подходящие варианты.

— Но мне нужна только самая лучшая! — летит в спину капризное замечание.

Если она надеется вывести меня, то не дождётся.

— Вам могут понравиться вот эти варианты, — как ни в чём не бывало, выкладываю на прилавок три наших лучших ночных сорочки и чувствую, что такое спокойствие раздражает обеих женщин Орнуа. И старшую, и “новоиспечённую”.

Хотели увидеть шоу? О нет, только не за мой счёт.

Чувствую прожигающий взгляд Рэйнхарта.

Ну и пусть себе смотрит. От меня не убудет.

Не убудет же?

Внутри растёт раздражение. Вот почему так получается, что именно перед ним я всегда выгляжу по-идиотски? То мокрая, то в наряде старомодного арлекино, то в рабочем платье, чепце и переднике… Единственный раз, когда я была одета прилично и соответствовала статусу леди, он видел меня лишь издали… и в “объятиях” Эмильена.

— Кажется, этот фасон мне не идёт, — Анриетта крутится перед зеркалом. — Что думаешь, милый?

Что значит “не идёт”? Это, блин, сорочка. В ней должно быть просто удобно спать… да… просто спать!

— Ты выглядишь чудесно, Анриетта.

Таким же тоном, Рэйнхарт мог бы зачитать долговую расписку.

На мгновение наши с ним взгляды пересекаются в зеркале… но я тут же отворачиваюсь.

— А вы, матушка, что думаете? — слово “матушка” Анриетта выделяет с особой, подчёркнутой интонацией. Вопрос её обращён к ехидне, но я понимаю, что обе они следят именно за моей реакцией.

А я что?

Я-то давно знаю, что Рэйнхарт женат, но чувствую, что моё напускное спокойствие их задевает. Вот же кур… вицы.

— Эта сорочка недостаточно хороша! Пусть тебе принесут что-то ещё! — раздражение ехидны ласкает мой слух и вызывает желание улыбнуться.

Мы словно соревнуемся: "кто-кого выведет из себя?"

Замечаю, что у двери топчется Мика.

Вот и чего ему на кухне не сиделось?

В лавку заходят ещё две покупательницы, они хотят узнать, есть ли у нас мягкий серый лён. Для таких случаев у меня заготовлены корзиночки с небольшими отрезами ткани — даю им, чтобы сначала пощупали образцы и выбрали нужный оттенок.

— Нет! Это всё ужасно! Этой сорочке не хватает отделки на манжетах! — недовольный голос Анриетты. — У вас есть широкое кружево, которым можно отделать рукава?

Мы продолжаем играть в эту странную игру, делая вид, что не знаем друг друга.

— Конечно, есть, — беру с полки корзиночку с широкими лентами кружев и прикладываю их по очереди к запястью Анриетты.

На запястье поигрывает бликами браслет с прозрачными голубыми камнями.

Этим браслетом она словно специально даёт мне и всем вокруг полюбоваться: придерживает кружево и слишком нарочито поднимает руку, спрашивая у окружающих мнение.

— Нет, даже с кружевом эта сорочка будет смотреться слишком… слишком дешёвой! Принесите мне что-то другое! — очередной капризный выпад.

Раньше Анриетта не позволяла себе подобного тона… или, что более вероятно, я её слишком плохо знала.