Книга Академия «505». Крах Ремали. Часть 1, страница 97 – Дария Эссес

Роксания сидела на стуле около… больничной койки. Я огляделась и заметила капельницу, стол с какими-то медицинскими инструментами и несколько экранов, которые передавали активность моего организма.

Значит, я в больничном крыле.

– Где моя мама?

– С Джульеттой всё в порядке, – успокоила меня Нуар. – Она в соседней палате. Пока что не очнулась, но скоро должна прийти в себя.

– Что с ней случилось? – сглотнув, выдавила дрожащим от эмоций голосом. Я отключилась? Почему в голове пустота?

Боже, я потеряла память!

– У нее был разрыв селезенки. Ее подстрелили, когда мы улетали из Акранеса. А ты потеряла сознание из-за ранения, – объяснила она мягким тоном, какой я слышала впервые. – Джульетте сделали операцию, поэтому самое страшное позади. Тебе тоже извлекли пулю и наложили швы. Шрам, скорее всего, останется, но других повреждений нет, органы не затронуты. И не бойся так, никакую память ты не потеряла. Просто находишься в шоковом состоянии.

Глубоко вдохнув, я оттянула вниз белое покрывало и приподняла медицинскую сорочку. В глаза бросился покрасневший шов и аккуратные стежки с правой стороны туловища.

Меня заштопали, словно порванную ткань.

Беспокойся я о своем идеальном внешнем виде, впала бы в истерику, но меня никогда не заботили шрамы. Я не считала их некрасивыми или уродливыми – скорее наоборот.

Они – показатель моей силы.

У Ксивер из будущего тоже был шрам. И не в каком-то закрытом месте, а прямо на лице. Когда я увидела его, то ни на секунду не испугалась. Не почувствовала отвращения. Лишь прониклась уважением к его обладательнице.

Натянув сорочку обратно, я опустила ноги на пол и собралась встать.

Роксания тут же подскочила со стула.

– Куда ты?

– Хочу побыть с мамой и подождать, когда она проснется. Мне нужно… нужно… поговорить с ней.

И извиниться.

– Ксивер, единственное, что тебе сейчас нужно, это соблюдать постельный режим. – И вот тут мягкая Роксания испарилась, а ее место заняла сучка Нуар. – Джульетта проснется не раньше вечера, а сейчас только восемь утра. Ты не сможешь поговорить с ней, если умрешь в коридоре, верно?

Я закатила глаза.

– У меня девять жизней. Правда, около трех я уже потратила.

– Ложись в кровать.

– Нет.

– Ложись!

– Ты моя сестра? Мать? Свекровь?

– Я люблю твоего брата.

Я так и застыла с распахнутым ртом, когда на кончике языка уже крутились едкие слова.

Из меня вырвался смешок.

– Ты издеваешься? Если это шутка, тебе лучше свалить из моей палаты, пока я не разбила о твою голову капельницу. И плевать, что она не стеклянная.

Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, будто сдаться первым – значит проиграть затянувшуюся войну.

Поддавшись интересу, я медленно оглядела ее и только сейчас поняла, кто стоял рядом и ждал моего пробуждения.

Роксания выглядела сонной и потрепанной, а когда я очнулась, то почувствовала на своей руке тяжесть и едва заметное тепло. Неужели она провела здесь несколько часов и уснула?

– Я люблю Крэйтона, – подняв подбородок, сказала Роксания, словно гордилась этим. – И хочу, чтобы ты выслушала меня. Я понимаю, почему ты меня ненавидишь и не хочешь подпускать к своему брату. Но я прошу несколько минут, чтобы объясниться.

– Почему? – спросила я с неподдельным интересом, присев обратно. – Почему ты хочешь объясниться именно передо мной?

– Потому что ты самый важный человек в его жизни, а значит, и в моей тоже. – Видно, эти слова дались Роксании с трудом: наши тяжелые характеры говорили сами за себя. – Я не собираюсь набиваться тебе в подруги, но каплю уважения заслуживаю.