Книга Крайние меры, страница 138 – Хелен Харпер

Я несколько раз виделась с Майклом, чтобы проверить, как продвигается охота на Бориса, и умолять его позволить мне выйти на улицу и присоединиться к ней. Он, похоже, сочувствует, но остаётся непреклонным в том, что меня нужно держать дома для моего же блага. Одного взгляда на мои трясущиеся руки достаточно, чтобы напомнить мне об этом. Мне приходит в голову, что, вступив в ряды Семьи Монсеррат, я стала гораздо более ограниченной, чем когда-либо была под каблуком у моего деда или во время работы на Тэма.

Отсутствие прогресса становится ещё более пугающим, когда я навещаю Мэтта. После почти двух недель, когда он то приходил в себя, то снова терял сознание, он, наконец, кажется, поправляется. Оправляется от повешения, но не от извращённой версии заклинания О'Ши. Когда я вижу его, он сидит на больничной койке и листает что-то, похожее на детскую книжку.

— Привет, Мэтт, — тихо говорю я.

Он поднимает голову и широко улыбается мне.

— Бо! Так рад тебя видеть!

Я поражена его неподдельным счастьем.

— Ты выглядишь… довольным, — осторожно отвечаю я ему.

— Лорд Монсеррат сказал мне, что я должен быть менее ворчливым, — его улыбка становится шире. — Так что теперь я совсем не ворчливый.

— Что ещё он тебе сказал?

Мэтт пожимает плечами.

— Немного. Он хотел знать, почему я произнёс твоё имя, когда проснулся, — его улыбка становится блаженной. — Ты пела песню Bee Gees, и я хотел послушать ещё. Я хотел, чтобы ты пришла и спела ещё.

У меня ужасный певческий голос. Во мне зарождается симпатия к этому крупному, мускулистому бывшему солдату.

— Мэтт?

— Да?

— Если бы я попросила тебя прямо сейчас отжаться двадцать раз, что бы ты сделал?

Это риторический вопрос, но Мэтт относится к нему иначе. Он спрыгивает с кровати и падает на пол, чтобы начать отжиматься. Он доходит до трёх отжиманий, прежде чем я в ужасе останавливаю его.

— Я могу продолжать, Бо. Я сделаю столько, сколько ты захочешь.

Испытывая отвращение к себе, я отворачиваюсь. Щупальца заклинания пассивности проникли в его психику. Как бы сильно он мне раньше не нравился, сейчас меня переполняет жалость к его состоянию. Он ведёт себя как ребёнок с повреждённым мозгом. Интересно, поправится ли он когда-нибудь.

Монсеррат очень добр, когда я натыкаюсь на него несколько минут спустя, убегая из комнаты Мэтта в свою. Похоже, он искал меня, потому что у него нет привычки бродить по коридорам для новобранцев. Трудно не заметить, как у меня защемило сердце при этой мысли. Я тут же списываю это на раздражающие побочные эффекты от того, что он лично обратил меня, и быстро подхожу к нему, чтобы выразить своё беспокойство по поводу состояния Мэтта. К сожалению, на меня внезапно накатывает волна головокружения, из-за которой я пошатываюсь и падаю. Монсеррат молниеносно протягивает руку, ловит меня прежде, чем я ударяюсь о землю, и прижимает к своей груди. Моя макушка едва достаёт ему до подбородка.

— С тобой всё в порядке?

Я высвобождаюсь из его объятий. Он не сопротивляется.

— Я норме, — мне неловко казаться такой слабой.

Монсеррат смотрит на меня со смесью сочувствия и разочарования, затем открывает рот, чтобы что-то сказать. Внезапно он снова закрывает его, оставляя меня в недоумении.

— Хорошо, — не сказав больше ни слова, он поворачивается и уходит.