Книга Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой, страница 48 – Анна Солейн

Спустя час я сидела в будуаре, сна не было ни в одном глазу. Напротив меня в кровати посапывала Ирма, на голове у нее красовался смешной чепчик.

Я раз за разом проводила гребнем по волосам и пыталась уложить в голове все события сегодняшнего дня.

Мысли то и дело возвращались к моменту, когда ректор Стортон дотронулся до моей руки — зачем он это сделал? Почему я об этом думаю? Как глупо.

Следом мои мысли метнулись к тому, что произошло в подвалах — к привидению. Привидения не умеют врать, а это значит, что ректор Стортон в самом деле убил кого-то. Могущественного мага. В подвалах академии, потому что привидения привязаны к тому месту, где умерли.

Как такое возможно? Рядом с дверью кабинета ректора, когда я вышла, меня ожидала профессор Хейдар. Я снова попыталась заговорить с ней о том, что узнала, но получила только сурово сведенные к переносице брови и гневное:

— Говорить такое о профессорах академии — недопустимо, адептка Танг!

— Но…

А что мне еще об этом говорить? Узнала бы, что ректор герой — говорила бы об этом. Но увы, сообщили мне только о том, что он убийца.

— Отправляйтесь в свой будуар, — приказала профессор Хейдар.

— Но…

— Я неясно выразилась?

Всю дорогу до девичьего крыла я кипела от злости. Раз профессор Хейдар не желает меня слушать — я выясню все сама.

На кончике волос к концу дня сплелся колтун, и я принялась яростно его вычесывать гребнем. Металлическая поверхность поймала свет свечи и на секунду заслепила глаза.

Я повертела гребень в руках, привычно провела кончиком пальца по острым зубчикам, по плавной, как морская волна, ручке. Он был легким, небольшим, идеально подходящим к моей ладони.

Мачеха отдала мне этот гребень два года назад, завернутым в платок, и сказала, что это единственное, что осталось от моей матери.

Я с трепетом развернула платок, ожидая увидеть… не знаю даже, что. Что-то, наверное, такое, что показало бы, что мама меня любила хоть немного. Может, что-то, что обещало бы нам скорую встречу или помогло бы мне ее найти.

Но у меня в руках оказался всего лишь гребень — легкий, металлический и поблескивающий гладкими поверхностями. Похожие продавали на весенней ярмарке за одну медную монетку, и я подумала тогда, что мачеха мне его сама купила, чтобы сделать приятное.

Тогда я в первый раз подумала, что она и есть моя настоящая мама, — а до остального мне нет дела. Хотела бы я, чтобы так оно и было.

Думая о мачехе и о родной деревне, я улыбнулась, и вдруг все перед моими глазами заволокло туманом. Кожу обжег мороз.

— Весело было? — спросил скрипучий голос.

Я закричала, закрыла лицо руками и, пытаясь встать, упала с кровати.

— Что случилось? Унни! Унни, облачко мое, что произошло?

До моего плеча дотронулась чья-то рука, я закричала опять, сворачиваясь от испуга в комок.

— Унни, Унни, да что с тобой! Это же я! — мягкие маленькие руки тормошили меня за плечи.

Только сейчас я сообразила, что слышу голос Ирмы.

Я несмело приоткрыла один глаз: на меня смотрело испуганное лицо Ирмы, чепчик сбился на бок, из-под него выбились спутанные пряди темных волос.

— Унни! Что с тобой? Ты как будто призрака увидела!

— Я… Я…

Объяснить, что случилось, не вышло.

Провались все к низвергнутым, а ведь так оно и было! Я, наверное, в самом деле увидела призрака — белая дымка, мороз, который коснулся кожи. Но как это возможно? Откуда у нас в будуаре призрак. И — тот самый?