Книга Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой, страница 66 – Анна Солейн

Может, зря я не взяла ключи от особняка?..

— А если я в самом деле в вас влюблюсь — каковы будут последствия?

Ректор фыркнул.

— Брак, Танг, я не предложу вам ни при каком раскладе. А что касается всего остального… любовь — это такая глупость. Она быстро проходит.

В том, что она проходит быстро, я готова была поспорить с ректором Стортоном, но в остальном была согласна. Любовь — глупость, она только портит все.

Она, в конечном итоге, убила моего отца. Если то, что он чувствовал, можно назвать любовью, конечно.

Попав в академию, я попыталась как можно больше узнать о… о тех существах, к породе которых я принадлежу. Информации о них (о нас?) в библиотеке почти не было. Доподлинно известно было только то, что мы опасны и от нас нужно держаться подальше, особенно — мужчинам. И что наша любовь губительна. Об этом я знала и так.

Книги, в которых о нас написано, я поставила на самые дальние полки, чтобы никому они не попались случайно. И чтобы никто не додумался соединить то, что в них написано, и то, что деревенщина Танг вдруг стала предметом внимания многих титулованных мужчин.

— И все же от этой глупости зависит ваша дальнейшая жизнь, — заметила я спокойным голосом.

— Вы правы, — сказал ректор Стортон, поднимаясь. — Пойдемте, Уннер.

— Куда?

— В библиотеку.

Сначала я ушам своим не поверила, а потом вскочила так резко, что едва не уронила бокал с вином. Библиотека! Мой план сработал!

Дело осталось за малым: снять с ректора проклятье, обвинить его в убийстве и упрятать в тюрьму, а затем — окончить академию и вернуться в родную деревню, учить малышей магии и жить спокойно.

Библиотека располагалась довольно далеко от столовой, если бы мне пришлось искать обратную дорогу в одиночку — я бы точно потерялась. Шли мы около пяти минут, один раз поднялись по лестнице, несколько раз повернули и наконец остановились рядом с деревянной двустворчатой дверью.

Положив ладонь на ручку, ректор обернулся ко мне.

— Вы можете брать любые книги, которые вам понравятся, но аккуратнее с теми, что стоят в шкафу у самой дальней стены. Это не столько книги, сколько проклятые артефакты, я бы не советовал до них дотрагиваться. Могут возникнуть… последствия.

— Вы прокляли книги? — в ужасе спросила я.

Да как у него рука поднялась? К книгам отношение у меня было особое, трепетное. У нас в деревне их было всего три, все они были написаны на древнем языке. Одна была описанием жизни святых, во второй содержались легенды о феях, а третья была справочником для кораблестроителей — ее я прочитала последней. Разумеется, древнего языка я (как и все остальные в деревне, кроме писаря), не знала, но меня завораживали рисунки на обложках, расплывшиеся чернила на страницах, непонятные символы (тогда я еще не знала слова «буквы»). Сама не знаю, как писарь согласился меня учить, подозреваю, тут не обошлось без влияния мачехи и старосты. А может, ему было просто скучно или он ждал, что мне быстро надоест. Сначала писарь научил меня читать и писать на нашем языке, том, на котором говорили в деревне и на котором велись бухгалтерские записи, а потом — на древнем.

Все три книги я читала так много раз, что выучила наизусть, — это, как оказалось, сыграло мне на руку, потому что дало нужный уровень древнего языка, чтобы у меня получалось учиться в академии.