Книга Свадьбы не будет, светлый!, страница 44 – Анна Солейн

Чудесная мелодия.

Я предвкушала, как Лайтвуд объявит о том, что передумал жениться, прокручивала в голове миллион вариантов будущего.

Попросит отдать кольцо.

Напишет гневное письмо.

Пришлет к воротам Даркмора вооруженный отряд.

Объявит войну!

Ни один светлый не стерпит того, что его семья оказалась в опасности.

А семья Лайтвуда – оказалась.

Устроенный Бенджамином с моей подачи «бах!» на втором этаже, беготня по крыше, разъяренная Ребекка, испуганная Лили… еще более испуганный Сэмюэль.

Подклад под дверью спальни Лайтвуда, который вот-вот даст о себе знать.

Скоро ему будет не до женитьбы.

Солнце катилось к закату, все вокруг казалось желтым, как будто отлитым из золота, закат был кроваво-красным.

Цвет победы.

Моей, смею надеяться.

Расправив плечи, я вошла во двор, поднялась по ступеням крыльца и толкнула тяжело подавшиеся двери особняка, которые отозвались громким скрипом.

– Гостей сегодня вечером мы не ждем, – промурлыкала я, проходя мимо Ренфилда. – Можешь запереть ворота уже сейчас.

Пучком перьев он смахивал пыль с портрета моего прапрадеда. Перья были настолько пыльными, что рама и холст становились только грязнее. В целом так было даже лучше: не зря прапрадеда при жизни прозвали Ужасным. Были причины.

– Вам надо – вы и запирайте, мисс Медея, – недовольно откликнулся Ренфилд.

Я замерла и обернулась к нему.

– Не расслышала? – проговорила я, глядя в водянистые карие глазки.

Ренфилд тут же нашел у себя внутри уважение к леди и умудрился посмотреть на меня снизу вверх, хотя был выше на две головы.

– А что? – Ренфилд сглотнул. – Так ваш светлый же припрется, скоро уже! Будет там стоять под калиткой, голосить, – а оно нам надо? Менестрелей опять позовет, а у нас и так со вчерашнего дня куры нестись перестали! От испуга. В смысле искусства.

Хозяйственный какой.

– Не припрется, – улыбнулась я. – Запри ворота.

– Знаете что, мисс Медея… – Он осекся под моим ласковым взглядом. – А вот прямо сейчас и запру, ага. Что тянуть-то… Так-то оно и правильно, вернее будет, с запертыми-то.

Он бросил пучок перьев на пол и дернул на себя скрипнувшую дверь особняка.

Отлично.

Отца я нашла в кабинете. Он вертел в руках мандолину – должно быть, отобранную у менестреля, который пел для матушки по заказу неизвестного поклонника. Несколько струн порвалось, так что вид у инструмента был крайне потрепанный.

На каменной стене отцовского кабинета прибавилось две черточки.

Увидев меня, отец обернулся, натянул на лицо улыбку.

– Дочка! Как там родственники?

– Прекрасно. Уверена, этот день мы все запомним надолго.

Отец крякнул, как всегда, верно истолковав мою интонацию. Сунул мандолину в урну, уселся в кресло у рабочего стола.

– Ну, Лайтвуд знал, на что шел, – подумав, сказал он. – Ты, главное, смотри, чтоб до свадьбы дожил. А там уж… сама решай. Твоя семья, я лезть не буду.

Скоро он узнает, что никакой свадьбы не будет. Представляю, как расстроится!

Я поднялась к себе в башню, взялась за недочитанную книгу, сев у окна.

Против воли мысли возвращались к Лайтвуду.

К взгляду синих глаз.

К улыбке темных губ.

К твердым горячим рукам.

К тому, как он сжимал мою талию, как его дыхание касалось моего лица и как колотилось сердце, когда я думала, что он вот-вот… меня поцелует.

Проклятый!

Я захлопнула книгу.

Мне нужно отвлечься.

Спустя час безуспешных попыток найти себе занятие, я снова подошла к окну – и как раз вовремя.