Книга О пауках и собаках, страница 38 – Алиса Рудницкая

– Ирма, напишешь письмо? – попросил Фрино. – И сама сходи, отправь почтовой гончей.

– Разумеется, господин, – удивилась девушка, слезая со стула. – Что именно и кому написать?

– Мне нужен артефактор, – кивнул Фрино. – Только хороший мастер, а не какой-нибудь дилетант. Попроси его в ответном письме составить список того, что с Орны особенно ценится за ее пределами в его искусстве. Что-нибудь редкое, но не запрещенное. И... сколько сейчас времени?

– Половина шестого, господин, – ответила за сестру Ино.

– Отлично, – обрадовался Фрино. – Помогите мне дойти до столовой. Застану-ка я свою семейку в полном составе…

У Сентро не было принято вместе ужинать, обедать или завтракать. Что греха таить – они втроем с трудом переваривали друг друга. Мать заканчивала есть без пяти шесть, отец приходил в шесть ровно а Фрино вообще предпочитал столовой собственную комнату. Впрочем, это не мешало им встретиться где-нибудь на стыке и перекинуться парой не особенно ласковых слов.

Когда Фрино в сопровождении рабынь доковылял до столовой, Ольса была все еще там. Она курила тонкую белую сигарету, торчащую из изящного деревянного мундштука, и читала газету Альянса, закинув одну стройную ногу на другую. Соломенные кудри были коротко, по-мужски острижены, что, впрочем, не делало ее ни менее женственной, ни менее красивой. Напротив – Ольса была самой эффектной женщиной из всех, кого Фрино когда-либо видел. И самой, пожалуй, умной.

– Я бы на твоем месте, – не отрываясь от газеты стряхнула она сигарету в круглую стеклянную пепельницу, – еще бы недельку поторчала в своей комнате, пользуясь случаем. Алана будто оса в задницу укусила после того, как тебя подстрелила та сука.

В отличие от отца, мать Фрино не боялся, но и какой-то родственной привязанности к ней не испытывал. Женщины на Орне не включались в общую иерархическую лестницу и были по большей части бесправны. Однако, это не значило, что Ольса Сентро жила в поместье на правах бесполезной постельной игрушки. Даже более того – Фрино подозревал, что единственный раз, когда она посетила постель его отца, был в ту ночь, когда они зачали его.

– И тебе доброго вечера, – поздоровался с ней Фрино, упав наконец на стул перед большим круглым обеденным столом. Впрочем, еды на столе не наблюдалось – только магическая лампа, жадно принявшаяся тянуть из Фрино энергию, пепельница да жестянка с сигаретами.

– Чего притащился-то, горе мое? – отложив газету, спросила Ольса и жадно затянулась. – Выглядишь просто отвратительно, на покойника и то смотреть приятней.

Фрино фыркнул, спрятав за надменностью улыбку. Ну что ж… в любой другой аристократической семье женщину за такие слова бы тут же с позором вздернули. Но только не Ольсу, и только не в семье Сентро. А все из-за магии. Эта прекрасная женщина слышала мысли четче, чем слова. Если быть точнее – она была абсолютно глуха и ее силы заменяли ей слух.

И вот парадокс – Алана Сентро боялась вся Орна, но только не собственная жена. Ольса не страшилась ни боли, ни смерти, не испытывала ни привязанности, ни симпатии. Ей невозможно было управлять. Такую бы убить… но уж слишком ее силы были ценны для ненавидящего секреты старого паука. Потому Ольса вот уже двадцать лет делала и говорила, что хотела, а если ей грозили расправой или что-то не позволяли – просто шантажировала отца самоубийством.