Книга Саймон, страница 141 – Анна Есина

Двери зала раскрылись, впуская обоих Горынычей в обличии толстых мужчин. Окинув взглядами поле брани, оба взвыли от запаха крови и смрада преисподней и, не сговариваясь, начали превращение.

Два исполинских силуэта, некогда бывшие единым целым, теперь возвышались над землёй, подобно древним божествам возмездия. Их чешуйчатые бока сочились алой кровью в местах незаживших швов, а в глазах пылала такая ярость, что колдуны в ужасе отпрянули прочь, закрывая лица руками.

Горынычи — два брата-дракона — двигались с невероятной синхронностью, словно никогда и не были разделены. Один, гибкий и стремительный, с изумрудными чешуйками и крыльями, похожими на расплавленное золото, заходил с фланга. Второй, массивный и грозный, с тёмно-синей чешуёй и шрамами на крыльях, прикрывал тыл.

Демон Дана, самодовольная и жестокая, стояла посреди зала, окружённая трепещущими колдунами. Чёрные глаза сверкали злобой, но сейчас в них промелькнуло удивление. Она не могла поверить, что её план провалился.

Первый Горыныч, издав оглушительный рёв, извергнул поток пламени прямо в лицо демонессе. Если бы вокруг не гремел шум битвы, наверняка можно было расслышать слова дракона:

— Злая тётка!

Огненная струя получилась такой мощной, что воздух вокруг раскалился до предела. Дана закричала, пытаясь закрыться руками, но тщетно. Второй Горыныч, молниеносно метнувшись вперёд, схватил её лапами.

Исполинская пасть разверзлась будто жерло преисподней, обнажив ряды острых как кинжалы зубов. Одним движением он поглотил голову Даны, и зал наполнился жутким хрустом ломающихся костей. Тело демонессы рухнуло на пол, дёрнулось в последних конвульсиях, а братья-драконы, тяжело дыша, с воинственной решимостью посмотрели на результат своего возмездия.

Кровь продолжала сочиться у них из разошедшихся швов, стекая по чешуе и капая на пол. Раны горели огнём, но во взглядах теперь читалось удовлетворение. Справедливость восторжествовала, хотя цена была высока. Колдуны, парализованные ужасом, наблюдали за происходящим, не в силах пошевелиться.

Братья переглянулись, и в этом безмолвном диалоге читалось всё: боль разделения, радость воссоединения и торжество победы. Они знали, что впереди их ждёт долгий путь исцеления, но теперь они были вместе, и это давало им силы двигаться дальше.

Игнат спикировал вниз и обрушил ботинок на голову последнего уцелевшего цербера. Череп хрустнул, как переспелый плод, тварь изумлённо взвизгнула и повалилась навзничь, бездыханная. И тут сознание древнего вампира окутала такая боль, что всё происходящее отошло на второй план. Он почувствовал не просто опасность, которая грозила Кире, а в полной мере ощутил её предсмертную агонию.

— Пузя! — гаркнул он, обращаясь к кракену. — Дави их всех! Никому не видать пощады!

Он снова воспарил под потолок, оглядел нестройные ряды врагов, которые уменьшались с каждой секундой, и поспешил на выход. Кровь Киры в нём стенала и выла, корчась в предсмертных муках. Игнат не летел, он мчался со всей возможной поспешностью и молил всех известных богов о снисхождении.

Беса во главе своры адских гончих он заприметил сразу. Игнат замер на мгновение, алые глаза впились в уродливую фигуру. Скверник резко обернулся на шорох крыльев, помертвел рожей и драпанул со всех ног.