Книга Саймон, страница 145 – Анна Есина

Игнат поднял усталый взгляд, в глазах плескался океан безысходности:

— Лучше бы помер.

Геля мягко положила руку ему на плечо:

— Ну-ну, не драматизируй. Мы же обещали, что всё будет хорошо. Помнишь?

Семён, прихрамывая и слегка морщась от боли, приблизился к кровати:

— Слушай, а знаешь, что самое смешное? Я теперь как настоящий супергерой — с повязкой и всем прочим. И точно теперь могу рассчитывать на пожизненную пенсию от работодателя! Ведь правда же? — он с надеждой посмотрел на Игната.

Древний вампир слабо улыбнулся, впервые за долгое время его лицо озарилось светом:

— Очень смешно. Перечислю все премиальные на твой счёт в трехлитровой банке.

Геля, заметив, как дрожат ресницы Киры, затаила дыхание:

— Ш-ш-ш, ребята, кажется, наша спящая красавица просыпается.

В палате воцарилась мёртвая тишина. Все трое замерли, не отрывая взгляда от лица девушки. Их сердца бились в унисон, словно пытаясь передать свою силу страдалице.

Глаза Киры медленно открылись. Сначала она не понимала, где находится, её взгляд был затуманен, но постепенно она сфокусировалась на склонившихся над ней посетителях. Губы едва заметно задрожали:

— Игнат…

Лицо главврача озарилось такой радостью, что казалось, будто солнце наконец-то заглянуло в палату, расположенную в тридцати метрах под землёй.

— Кира! Очнулась! Я знал, я верил…

Семён, не скрывая слёз, хлопнул себя по лбу:

— Вот это да! Родной брат-близнец пришёл навестить, а она первым делом о мужике своём вспоминает! Я с вас шизею, дорогая мадемуазель Самсонова!

— Уткнись, пиявка, сто лет бы твою рожу слащавую не видела, — очень неубедительно изобразила она ненависть и осторожно приподняла руку, словно желая подозвать братца. Он наклонился и подставил шею под её объятия. — Люблю тебя, пакость кровососущая.

— И я тебя, стерва, до жути люблю, — на сей раз вполне искренне ответил Семён. Затем выпутался из цепких рук близняшки и бодро возвестил, — я же говорил — наша девочка сильная! Сильнее всех демонов вместе взятых!

Геля, вытирая слёзы радости, добавила:

— Добро пожаловать обратно, дорогая! Мы так волновались, каждую минуту думали о тебе. И спасибо, что спасла меня. Нас. Что спасла нас обеих.

Игнат осторожно взял руку Киры, голос дрожал от переполнявших чувств:

— Ты нас всех так напугала… Но теперь всё будет хорошо.

— Ещё одна пиявка на мою голову, — Кира якобы разозлилась, но потом так же поманила к себе Игната, как минуту назад братца, и прижалась к его губам в нежном поцелуе. Отстранилась и шепнула почти беззвучно: «Люблю тебя», глядя прямо в глаза.

В палате впервые за долгое время раздался искренний смех — смех надежды и радости. Игнат прижался губами к руке Киры. Геля и Семён, обнявшись, смотрели на эту сцену.

— Нет, ты всё-таки редкостная негодяйка, — тихо произнёс Семён, обращаясь к сестре, голос был полон мальчишеского озорства. — Мы почти два столетия вместе, а как поживает моя рука ты даже не спросила! И в голову не пришло уточнить — где это я такую красоту схлопотал.

Кира слабо улыбнулась в ответ:

— Я так люблю вас всех… Спасибо, что не оставили меня. Дайте вас расцелую, — она изобразила ангельскую покорность, потом сверкнула глазами и выпустила клыки. — Достаточно душевно для тебя, братец?

Все грохнули хохотом, и лишь Кира позволила себе короткий смешок, потому как боль во всём теле мешала ей присоединиться к общему веселью.