Книга Поцелуй чернокнижника, страница 17 – Тиффани Робертс

Меррик нахмурился. Долгие годы не наделили его терпением, чтобы справиться с этим.

— Я сказал, убери нож. Она и так в достаточно плачевном состоянии, хочешь, чтобы стало хуже?

Мальчик поколебался, но в конце концов опустил оружие.

— Не причиняй ей вреда.

Сделав еще шаг вперед, Меррик опустился на колени рядом с Адди. Ее конвульсии продолжались, изо рта потекла пенистая слюна. Он не понимал причины своей заботы о ней. Он не понимал, почему собирался попытаться помочь ей, когда должен был выгнать их — или убить — в тот момент, когда они разбили окно.

— Кем она тебе приходится? — спросил Меррик.

— Ее зовут Адалин, и она моя сестра. Она больна.

Меррик нахмурился, снова взглянув на женщину.

— Что ты принес в мой дом?

— Она не заразна, — ответил мальчик с резкостью в голосе, — и сейчас ей намного хуже, чем тебе. Извини, что я прикоснулся к твоему гребаному арахисовому маслу, чувак, но просто… помоги ей, пожалуйста.

Слова мальчика не должны были иметь никакого влияния на Меррика. Сколько людей умерло за время его жизни? Миллиарды? Это число было непостижимым, когда родился Меррик, но сейчас для него это не имело большого значения. И все же что-то в этой человеческой женщине звало его. Что-то в ней побуждало его сделать все, что в его силах, чтобы помочь ей.

И мольба ее брата, какой бы грубой она не была, тронула Меррика.

Он знал, что это была очередная трата его энергии, очередная трата времени, а он даже не был уверен в том, сработает ли это. Его магия могла делать очень многое, но исцеление смертных не входило в число ее сильных сторон. И все же он должен был попытаться.

Дэнни напрягся, когда Меррик потянулся к Адалин, но мальчик просто сжал губы и ничего не сказал.

Меррик положил руку ей на лоб. Он чувствовал слабую дрожь, пробегающую по ее телу, чувствовал, как в ней нарастает напряжение. Он закрыл глаза и сосредоточился, следя, чтобы его магия не проявилась видимым образом.

У людей был свой собственный магический резонанс; это была мелодия, общая для всего их вида, но у каждого индивидуума была своя вариация, уникальная гармония, наложенная на него. Такие песни маны были сложными и трудными для разучивания. Ее песня была не менее сложной, чем любая другая, с которыми он сталкивался, но она была сильнее — и ее знакомость простиралась дальше, чем он почувствовал, когда впервые увидел ее.

Он изменил свою магию, чтобы соответствовать ее резонансу, и между ними открылся гудящий путь энергии.

В ней была безмерная красота, он мог чувствовать это, но была густая, гнетущая тьма, затуманивающая ее ману — ее надвигающаяся смерть. Меррик почти отшатнулся, когда коснулся ее, оно было злобным, голодным, чем-то похожим на мертвецов, которые сейчас бродили по Земле. Но это был не подпитываемый магией монстр. Это была мутация, дефект. Человеческое несовершенство, которое, как он знал, он не мог вылечить, несмотря на силу, имеющуюся в его распоряжении.

Он сжал челюсти и собрал энергию, циркулирующую глубоко внутри, направляя ее через свою руку в нее, все еще стараясь не допустить, чтобы магия проявилась на его коже и раскрыла мальчику природу Меррика. Он накапливал эту силу в общем пространстве между их умами и душами, желая, чтобы он был связан с ней вот так по веской причине, по правильной причине, мечтая наслаждаться сиянием ее красоты на досуге.