Книга Ткач, страница 148 – Тиффани Робертс

Ее раскатистый голос эхом разнесся по лагерю.

— Услышь меня, ибо я ее Верховная речица, и я говорю ее голосом.

Нет. Нет, нет…

Рекош уперся ногами в землю, вырываясь из хватки Улкари и самцов, его сердца колотились так же громко, как голос Верховной речицы. Веревка на запястьях все еще держалась.

Одетые самцы вернулись, каждый неся грубую глиняную чашу, в которой мерцали сине-зеленые языки пламени.

Во имя глаз Восьмерки, нет!

Улкари хмыкнула, когда Рекош дернулся вперед на пядь. Самцы позади навалились на его руки всем своим весом.

— Единственная настоящая сила заключается в действии! — крикнула Оганкай. — В питании корней джунглей кровью. Единственной истинной силой обладают завоеватели. И величайшая из завоевателей — Зурваши, единственная истинная королева! Наша королева из пепла и костей, которая восстанет и снова завоюет эти земли!

Еще один узел Ахмьи ослаблен, и ее лодыжки разъехались на ширину пальца.

Оганкай бросилась к человеку.

— Нет! — все внутри Рекоша сжалось от холодного, разрушительного давления.

Рука Оганкай сомкнулась на платье Ахмьи. Она оторвала человека от земли и швырнула в яму.

Ахмья закричала.

Рекош взревел и рванулся вперед, увлекая за собой своих пленителей. Он чувствовал звук в груди, в горле, раздирающий и царапающий, но он ничего не мог расслышать за эхом крика своих сердец.

Он должен добраться до своей пары. Должен прорваться сквозь этих вриксов, независимо от того, сколько их, независимо от того, сколько крови ему придется пролить.

На краю ямы двое самцов вылили из своих чаш горящий сок шиповника на хворост.

ГЛАВА 27



Ахмья застонала и дернула плечами, чтобы ослабить давление особенно заостренной палки под собой. Приземлившись, она поцарапалась во многих местах, но, к счастью, не пострадала от чего-то худшего.

Некоторые ветки сломались под ней при ударе, но многие были достаточно свежими, чтобы образовать упругий слой, смягчивший падение. Это мелочь, но она воспользуется любой удачей, которая ей выпадет прямо сейчас.

Рев Рекоша был звериным, полным ярости, тоски и страха, которые проникли в Ахмью до самых глубин души. Слышать его голос таким грубым и неровным разбивало ей сердце.

Если бы не она, он мог бы сражаться. Мог бы убежать. Мог бы быть свободным.

Она подняла голову, и ее глаза расширились, когда ледяной ужас охватил ее, более холодный и пронизывающий, чем самый свирепый зимний ветер.

Дым клубился от дерева у дальней стены ямы, превращая вриксов, стоящих на краю, в огромных, нависающих теневых существ. Демоны из самого мрачного кошмара. Первые языки пламени распространились вверх, на часть хвороста, меняя цвет с сине-зеленого на оранжевый.

Вот сейчас было самое подходящее время для ругани. Было так много слов, которые она могла бы произнести в этот момент, так много проклятий, но на ум пришло только одно.

— Блядь, блядь, блядь, блядь.

Ахмья лихорадочно огляделась вокруг. Она была почти в центре большой ямы, заполненной дровами для костра. Но среди этих веток торчали куски почерневших костей. Несомненно, останки предыдущих подношений.

Одна из этих костей была поблизости. Возможно, ребро какого-то крупного зверя, хотя не имело значения, что это было и откуда взялось. Все, что имело значение, это то, что ее конец был расщеплен, оставив острый шип, торчащий прямо вверх. Если бы она приземлилась всего на несколько футов в ту сторону, эта кость пронзила бы ее.