Книга Я буду твоими глазами, страница 99 – Александра Неярова

– Забудь меня и не ищи никогда, – прошептала, ладонь его горячую с силой сжав. – Не судьба нам далее идти по одному пути рука об руку.

Слова были сказаны, в груди навеки поселилась боль и тоска. Трудно далось решение, но так будет лучше для всех.

Время неумолимо продолжало своей бег. Долго просидела рядом с княжичем Верея, гладя его по спутавшимся пшеничным волосам, скулам, колючим щекам, запоминая черты лица милого.

Прощаясь.

А когда за оконцем стал зачинаться рассвет, и малиновая заря окрасила оконечности леса, встала девица и вышла прочь, не оглядываясь.

***

Княжич в бреду метался. А глаза жгло так сильно, словно углей кто раскаленных сыпнул. Чудился ему горький плачь ведуньи светлокосой.

В тревожном сне в одной тонкой рубахе убегала она от него по снежной тропке леса дремучего, а он за ней гнался, но как бы не пыжился, догнать силёнок не хватало.

Руку в её сторону тянул. Звал и звал, срывая горло до хрипа, но Верея не отзывалась.

Тени нечисти зловещие хохотали кругом, препятствовали, меж ними стеной вырастали и скалились в жутких улыбках.

Обнажив меч, княжич рубил их всех, прогонял и дальше за лю́бой по следу пускался, пока совсем не пропала стройная, что берёзка гибкая, девичья фигурка меж голых ветвей в темноте.

– Вере-ея! Где ты?! – крикнул, да поскользнулся и рухнул в болото, трясина тут же накинулась на жертву, с жадностью утаскивая в своё нутро.

Княжич яростно принялся сражаться с голодной топью, перехватив меч за остриё, уцепился рукоятью за корягу и выполз на землю твёрдую.

– Верея-я-я! – снова тишина. Только эхо имени ведуньи разлетелось по округе. Княжич сел на колени и взглянул на свои руки, по локоть те в крови были.

Вдруг жаром отовсюду повеяло. Огонь стеной наступал, испепеляя всё на пути: деревья стенали, где-то люди кричали. Горелым запахло и звуки бойни послышались. В груди кольнуло смутное узнавание.

– Прощай… Златояр, – донёс до слуха шелест нежного голоса ветер. – Не по пути нам более…

…Княжич подорвался на ложе, рывком сев. Глаза резко распахнул, и сразу по ним ударил яркий свет, аж зажмурился и кулаками веки потёр.

И только мгновение спустя разумел, что тьма от глаз отступила. Он… вновь стал зрячим!

Поначалу болели веки, до рези и слëз, плыло всё перед лицом, поскольку отвык, но постепенно прояснилось. Ладони свои узрел, тело, убранство горницы, в кой находился.

Повертел головой, та кругом пошла с непривычки. Зоря за окном горела, сколько он их пропустил!

Получилось. Ушли чары ведьмы, отпустили!

Но где же его зазноба светлокосая?

Не терпелось стиснуть в объятиях её, да расцеловать милое личико до румянца багряного. Полюбоваться бы на красу ненаглядную, а нет отчего-то ведуньи рядом… Поди спит где ещё в другой горнице, а пора уже зорюшку ясную встречать.

Взгляд зацепился за резную шкатулку из берёзы, которая лежала на столе у окна. Рядом его повязка красная – плат матушкин, им он глаза слепые прятал.

И сильнее заворочалась под рёбрами тревога, радость исцеления затмив. Сон княжич тот час вспомнил. К чему пожар с топью привиделись?

Почему Вереюшка с ним попрощалась?..

Свесив ноги и встав, княжич доковылял до стола, шкатулку в руки взял и крышку откинул, а от того, что внутри оказалось, сердце удар пропустило – обломок древка стрелы.

Старой, рассохшейся от минувших лет. Оперение полосатое больно знакомое.