Книга Дочь атамана, страница 109 – Тата Алатова

У Гранина даже в глазах потемнело на короткое мгновение — Драго Ружа был всем, чего он когда-либо боялся.

Неужели он прибыл для того, чтобы уволочь Сашу Александровну в Грозовую башню — вот так, нахрапом, средь бела дня, на глазах лядовских людей?

Этого просто не может быть! Не настолько же он всемогущ?

С Сашей Александровной что-то сделалось, она пошатнулась, и Марфа Марьяновна подхватила ее, но Гранин лишь мельком посмотрел назад, не осмеливаясь надолго отвести глаз от колдуна.

А тот, не обращая ни на кого внимания, снова нырнул в экипаж и тут же вынес оттуда мальчика.

Худенького, бледного до снега вокруг, беспамятного и умирающего.

Это Гранин сразу понял, и страх немедля ушел, все ушло, остался только ребенок на руках зловещего валаха.

— Во флигель, — коротко велел Гранин, делая знак охране не мешать. — Марфа Марьяновна, заприте Сашу Александровну в доме, приставьте к ней людей. А ты, колдун, следуй за мной.

Он пошел первым, бестрепетно повернувшись к Драго Ружа спиной, думая только о том, что мальчика надо в тепло.

Во флигеле он указал на кровать, и колдун опустил туда свою ношу. Гранин взглянул на него еще раз и обомлел: за спиной колдуна копошилось нечто ужасающее, призрачное, отвратительное. Словно десяток чертей кое-как слепили в один ком, и теперь из кома высовывались то нога с копытцем, то хвост, то козлиная морда, то огромные клыки.

Все это беспрестанно двигалось, менялось, дышало.

— Отойди от ребенка, — приказал Гранин, которому показалось, будто все эти чудища хищно и жадно тянутся к маленькому больному.

Драго Ружа без возражений отступил к порогу, сказал резко, с акцентом:

— Я привез все, что ты оставил в лечебнице. Сейчас.

И поспешил на улицу.

Гранин же торопливо раскутывал мальчика, разматывал теплые платки, снимал шубу, валенки, портки, рубаху.

Сердце пациента билось едва-едва, то притихало надолго, то торопилось куда-то, то снова останавливалось. Дыхание было слабым, а худоба ужасала.

— Как давно он без сознания? — спросил Гранин, когда Драго Ружа вместе с незнакомым кучером припер огромный сундук и поставил его на пол.

— Третий день, считай.

— Совсем в себя не приходит?

— Перестал.

Кучер ушел, а Драго Ружа маячил за открытыми дверями, отвечал из передней.

— Что говорят лейб-медики?

— Что у Андре нет сил, чтобы жить.

Да, Гранину уже доводилось видеть подобное.

Катенька Краузе умерла от того же.

Он отошел от кровати, поднял крышку сундука — тяжелая! — с упоением узнавая травки, которые ему доставляли в лечебницу от канцлера. Гранин писал длинные письма, объясняя, как и когда собирать их. Любовно отобранные, заговоренные, родимые, они аккуратно хранились в платяных мешочках, а меж ними лежали склянки и банки с настойками и мазями.

Отдельно были закутаны в чистую тряпицу инструменты.

Гранин быстро нашел склянку с вытяжкой плакун-травы, всем травам мати, чистую, как слеза, прозрачную, как ручей.

Захватил с собой инструменты и вернулся к Андре. Быстро уколол ему палец — ох, не надо бы мальцу терять и толику крови, но нечего было делать, — и уронил рубиновую каплю в вытяжку, шепча слова заветные, матерью от бабки переданные.

И кровь тут же окрасилась в густой черный цвет, и заклубились в ней хвостатые крохотные твари.

— Матерь Божья, — вырвалось у Гранина, — что же вы сотворили с ребенком?