Книга Ужасы Фобии Грин, страница 27 – Тата Алатова

Фобия удовлетворенно кивнула. Тревога, снедавшая ее, отошла назад.

Крест мрачно посмотрел на нее так, будто она была виновата в произошедшем.

— Довольна?

— Да! — крикнула Фобия. Ей стало весело.

Страх воды.

Страх огня.

Страх упасть в открытую могилу.

Страх сойти с ума.

Страх близкого присутствия — не ближе, чем на метр, пожалуйста.

Страх черной масляной краски.

Страх быть затоптанной стадом антилоп.

Все они разом сплелись в тугой, нерушимый клубок. Крест командовал лагерем. Оллмотт выдвинулся вперед, сосредоточенно глядя на огонь, который жрал лазарет. Но куда ему — истинному магу без энергии. На лед-то едва хватает!

Фобия сделала шаг — прямо к ярким языкам пламени, которым было все равно до дождя.

Эта гроза не имела ничего общего с капризами природы.

Это была энергия, которая выплеснулась за пределы лагеря.

Нельзя собрать в одном лагере столько псевдомагов и думать, что все обойдется.

Фобия зашипела, выгибая спину. Она не двигалась, но что-то изменилось вокруг. Щупальца, ее непослушные щупальца вечной паники, которые привыкли хватать, мять, рушить, щупальца взмыли вверх, впервые подчинившись воле своей хозяйки. Впервые в жизни они были как дрессированные псы, а не своевольные чудовища. Они тянулись к огню и хватали его, мяли и рушили. И высвобождаемые силы текли прямо в Оллмотта, который не верил собственному счастью. Хочешь магии? Получай! Бери столько, сколько сможешь унести.

А потом ей все надоело. Она вдруг устала. Бессонная ночь, наполненный хлопотами день, сырость и ветер. Ей хотелось в свой домик, на тонкий матрас, кинутый на пол, и чтобы изящная рука Несмеи свешивалась с кровати.

Хватит.

И небо очистилось. И ветер уполз в лес, жалобно поскуливая. И дождь закончился, а огонь иссяк.

Хватит.

Фобия, пошатываясь, побрела прочь. От потрясенного взгляда Креста. От ошалевшего Оллмотта. От перепуганных учеников.

Русалки, даже бывшие, они не люди. Они прозрачны и свежи. Их не страшно. От них не больно.

Их можно держать за руку, проваливаясь в омут снов. Несмея покорно сидела рядом и гладила Фобию по голове. Ее глаза были печальны, но Фобия этого уже не видела.

Она смотрела в некрасивое властное лицо.

— Ты нужен мне, Крест.

— Да, Наместник.

— Ну разумеется, я мог бы и не спрашивать. Просто у меня слишком хорошие манеры.

Сухой смех бьет по воспаленному мозгу. Ненависть на секунду вспарывает вены и тут же стихает. Привычное бремя покорности.

— Этой ночью я умру, наемник.

Слепая надежда клокочет в горле. Свобода? Свобода???

— Но это ничего не изменит. Ты клялся и после смерти. Подойди ближе.

Рука входит в грудь, будто там нет ни кожи, ни костей, ничего. Будто это растопленное масло. Большое кровавое горячее сердце пульсирует на широкой ладони.

— Я возьму это, ты не возражаешь? Тебе оно больше не понадобится.

Покорность. Покорность. И ненависти больше не будет. И надежды тоже.

— Да, Наместник.

Фобия уже не кричит. Она царапает ногтями кожу — там, где все еще бьется ее живое, большое, кровавое, горячее сердце.

Вырвать бы и бросить преданному псу.

Но к чему ему?

Он давно не человек.

Ему не нужно ничьих сердец.

Слышно было, как невдалеке стучал молоток — после вчерашнего урагана в лагере были кое-какие незначительные разрушения.

Утро случилось ясным и слегка прохладным.

Крест сидел на преподавательском столе, поставив ноги на скамейку.