Книга Ужасы Фобии Грин, страница 29 – Тата Алатова

День покатился своим чередом. Уроки, корова, прогулка с Антонио перед отбоем.

Ближе к ночи Фобия уселась на крылечке их домика с Несмеей и твердо решила воздержаться сегодня ото сна.

Пролетела мимо зловредная Цепь.

— Звонили родители Ханны Грин, — сообщила она с явным удовольствием. Фобия вспоминал беспроводной телефон на столе, стоящем посреди поля, — Ругались с Соло. Просили вернуть их малютку-дочку домой. Соло их успокоил.

Фобия не сразу сообразила, кто такой Соло.

Надо же, родители Ханны Грин. Как будто у них только одна дочь. Противная, противная Цепь.

Фобия так и уснула — привалившись спиной к стенке домика. А проснулась — вернее выпала из липкого удушья одиночной камеры — на рассвете. Долго мотала головой, не в силах сообразить, кто она, где она.

От холода руки и ноги тряслись.

Как там было? Чужая сила бонусом к чужим снам?

С трудом сконцентрировавшись на этой мысли, Фобия встала, пошатываясь побрела к лагерю. Остановилась в нескольких метрах от домика Креста, ухватившись рукой за дерево. Сосредоточилась на своей ненависти, на своей злости.

Ненависть — самое сильное чувство на свете.

Домик вспыхнул поначалу слабыми язычками пламени по периметру. Огонь с голодной похотливостью прильнул к деревянным стенам.

Лагерь спал. Почему-то не взывала сирена. Не выбежала Сения Кригг с прыгающим на голове пучком рыжих волос. Не появился даже вездесущий Оллмотт.

Лагерь спал. Домик горел. Крест так и не показался. Слишком крепко уснул без своих кошмаров?

Фобия испугалась. Попыталась потушить домик силою мысли, но ненависть покинула ее душу, и ничего не получалось. Логичнее всего было закричать о помощи, что она и сделала во всю мощь своих легких. Но домик горел так быстро, а народ все никак не просыпался и не просыпался.

Страх воды.

Страх огня.

Страх упасть в открытую могилу.

Страх сойти с ума.

Страх близкого присутствия — не ближе, чем на метр, пожалуйста.

Страх черной масляной краски.

Страх быть затоптанной стадом антилоп.

Черт бы побрал это лагерь!

Она не сразу поняла, почему огонь стал так близок. Оказалось — Фобия уже возле самого дома. Оказалось, лицо ей обжигает исходящий от пламени жар. Оказалось, что она уже совершенно не может размышлять здраво.

Подвывает от ужаса — огня? Убийства Креста? Она не хотела, не хотела! Он должен был проснуться. Просто обязан.

Чьи-то руки перехватили ее на самом крыльце.

— Идиотка!

Она еще и вырывалась — там же Крест! Там же огонь! Она не убийца. Убийца — это Цепь. Она нет. Ни за что.

И только потом сообразила, кто именно тащит ее прочь от горящего домика.

— Идиотка.

И тишина, поглотившая лагерь, лопнула. Захлопали двери. Зазвенели голоса.

Фобия громко рыдала, вцепившись скрюченными пальцами в майку Креста.

Он стоял неподвижно, даже руки опустил, не удерживая ее. А она все не могла выпустить ткань его майки, перестать плакать, вспомнить, что нужно испугаться такой близости.

— Я не могла, — бормотала Фобия. — Это не я. Это что-то другое. Как будто кто-то управлял мною. Я не могла!

— Бывает, — недружелюбно ответил он. Высвободил свою одежду и сам отошел в сторону.

С громким треском обрушилась крыша домика. Крест сделал быстрое движение рукой, будто что-то бросая в огонь.

Ловушку для снов, поняла Фобия и заплакала еще сильнее — уже от облегчения.

— Что ж ты такая никчемная, Грин, — вздохнул Крест. — Где твоя сила воли? Три ночи. Всего три ночи. И ты уже не творишь черте-что. Ты уже не принадлежишь себе.