Книга В самом Сердце Стужи. Том III, страница 24 – Александр Якубович

Виктор же молчал, смотрел, словно изучая, а губы барона чуть двигались, будто бы он подбирал слова, вот-вот собирался начать говорить, но одергивал себя. Точно так же, как он поступил и с кувшином вина. В итоге он все же отвел глаза и я почувствовала, как давление, оказываемое на меня одним взглядом барона, исчезло. Я смогла сделать глубокий вдох, не боясь более рухнуть без чувств от накатившего головокружения.

— В брачную ночь… Не знаю, какие испытания выпали на вашу долю, Эрен, но я точно вижу, что они легли тяжкой ношей. Это была не просто отстранённость. Я бы сказал, что это был паралич души, — медленно проговорил Виктор, глядя куда-то в сторону, но не просто на стену наших покоев. Он будто бы что-то вспоминал.

Слова мужа поразили меня. Я считала себя старой, слишком старой для этого мира, оттого слишком проницательной, ведь я встречала бесчисленное множество людей. Но как может он, не проживший и единожды, даже если он и не был крестьянином, а являлся иностранцем или бастардом влиятельной семьи — ведь тогда откуда у него такое образование? — как может этот мужчина так глубоко рассуждать о моих болях? Так явно видеть то, что я пыталась сокрыть за десятками лет служения Храму?

Что может ведать этот мужчина о моих тяготах? Он говорит так, будто бы способен осознать беспомощность простой женщины, будто бы способен постичь чувство бесконечной несправедливости этого мира. Однако же сколь лицемерно это было со стороны Виктора Гросса! Как огромный сильный воин, снискавший славу героя рейда, как этот мужчина, никогда не знавший горечи поражений и всегда идущий вперёд с гордо поднятой головой, как он может понять боль беспомощности?

Он вновь посмотрел на меня, будто бы знал меня, будто бы понимал меня. Взгляд, темный, как сама ночь, и бездонный, как самый глубокий колодец, этот взгляд пронзал меня, раздевал, оставлял совершенно беззащитной. Да, он посмотрел так, будто бы на самом деле знал, какие испытания выпали на мою долю. И от этого становилось еще горше, еще обиднее, ведь это просто не могло быть правдою.

— И глядя на этот паралич, — продолжил Виктор, не дождавшись от меня и слова, — как вы замерли и отвернулись от меня… Пусть я воин и получил титул за убийство десятков людей, но насилие подобного рода не по мне. Особенно над вами, Эрен.

Я с затаенным дыханием слушала эти слова, которые словно тяжкий груз, сейчас вырывались из груди Виктора Гросса и падали на стол между нами. Слова совершенно невозможные и непостижимые, слова крамольные, слова, противоречащие самой сути как господствующей в Халдоне веры, так и самого уклада жизни. Но особенно больно и одновременно удивительно было слышать заботу в этих речах. Заботу о вещи, которую выдали этому мужчине, о призе, который он получил вместе с титулом и векселем. Я была бракованным товаром — внебрачная дочь без защиты семьи и влияния, но даже это не останавливало Виктора, не вызывало в нем пренебрежения и отторжения, хотя я всегда помнила о том, что являюсь для него обузой, цепью, которой король Эдуард приковал этого талантливого человека к Херцкальту и милости короны.

— Вы говорите… — начала я.

— О взаимности, — тут же ответил мой муж. — Я говорю о взаимности, Эрен. И сейчас бы я хотел сказать о предпочтениях. Вы днем опрометчиво сказали, что меня не привлекают женщины, а совсем недавно повторили, что меня не привлекаете конкретно вы?