Книга В самом Сердце Стужи. Том II, страница 42 – Александр Якубович

Я сделал мхатовскую паузу, наблюдая за реакцией Легера.

На осунувшемся сером лице мужчины проступило отчаяние. Нижняя губа задрожала, на глазах появились слезы. Я шагнул вперед и сделал, наверное, самую жестокую вещь, которую совершал в этом мире. Я сделал то, чем мучили меня и мою мать в прошлой жизни всякие хиропрактики и шарлатаны. Я дал этому человеку иллюзию надежды.

— Господин Легер, — вкрадчиво, будто бы нас могли услышать, начал нашептывать я бургомистру на ухо, склонившись над мужчиной, — вас уже спасти невозможно, вас предали. Албан все состряпал так, что из петли вас вытащит только личный приказ Его Величества Эдуарда. Или сам Алдир. Но ведь это не всё, господин Легер. Моя жена, Эрен, рассказывала, что у вас прекрасная семья. Добрая супруга, две дочери. Сколько им? Шестнадцать и десять? И младшему сыну, сколько? Пять? Вот их судьба еще не определена, господин Легер. Мне придется самому решать, какое будущее их будет ждать. Ваша супруга может взойти на помост вместе с вами и вам придется наблюдать, как она дергается и хрипит в петле. Ваших дочерей я запишу в крепостных, и до конца дней они будут работать на моих полях, умоляя Алдира забрать их жизни. Ваш младший сын повторит их судьбу, но для надежности можно будет сделать так, чтобы он не пережил эту зиму. Дети… Они такие хрупкие, а он рано или поздно станет мужчиной и будет опасен… Но если вы все расскажете мне, господин Легер, если продадите тех, кто уже вас списал и бросил, если объясните всю схему и расскажете, кто был замешан в хищениях, чтобы я в будущем смог с ними поквитаться или хотя бы не допустить расхищений… Я закрою глаза на то, что несчастная вдова уехала с детьми из города, когда вскрылось, что ее муж оказался не примерным супругом и уважаемым человеком, а мерзким казнокрадом. Смогу ли я преследовать убитую горем женщину и ни в чем неповинных детей? Ведь окажется, что они ничего не знали о ваших делах, а я буду великодушным и справедливым бароном… Дети не в ответе за грехи своих родителей, ведь так?

Это было жестоко, но необходимо. И это подействовало.

В итоге Легер выложил всё, что знал. Все имена, всех поставщиков и все схемы того, как они присваивали казенные средства, которые выделялись короной через налоговые льготы или прямые дотации.

В этом были замешаны все купцы Херцкальта, часть мастеровых, глава гильдии купцов Атриталя и лично барон Фитц. Последнее было ожидаемо, но все равно — противник в лице другого аристократа мог стать для меня проблемой. А сейчас я отобрал его кормушку и уверен, в будущем мне это аукнется.

Слова лились из Легера потоком. В какой-то момент он даже перестал смотреть на меня — только говорил и говорил. Я попросил Арчибальда принести лампу, досочку для письма, мое перо и бумагу, и делал пометки на русском обо всем, что говорил бывший бургомистр в ходе своей последней исповеди.

А он на самом деле исповедовался. Рассказывал о том, как все было устроено, как он выживал из города честных купцов, как балансировал в вопросе контроля мастеровых. Последние страдали от его действий косвенно, но терпели, потому что переселяться в другой город это долго, дорого и сложно, а их недовольство бургомистром не было столь велико.

Он рассказал мне всё, что знал, и вышел я из темницы, когда луна была высоко в небе.