Книга Госпожа преподаватель и Белый Феникс, страница 31 – Марика Полански

— Должен признаться, я впечатлён, — вкрадчивый голос Вэлиана, прозвучал как гром среди ясного неба.

От неожиданности я быстро убрала ноги, но, запутавшись в собственных юбках, свалилась под стол. О Боги, только его не хватало здесь! Готова поклясться, что, когда я вела лекцию, его и в помине не было в аудитории. Ан нет, — вальяжно идёт от задних парт к моему столу.

— Эта история о двух ворах, о чести, достоинстве и праве выбора... Видят боги, я и сам едва не уверовал в вашу искренность и порядочность.

— Так что же вам не понравилось, господин министр? — ровно спросила я, стараясь сдержать рвущуюся с языка язвительность.

— Ваш архонский. Он просто чудовищный, — Вэлиан обошёл стол и, глядя сверху вниз на то, как я лихорадочно пытаюсь зашнуровать прокля́тый корсет, вежливо спросил: — Вам помочь?

— Благодарю, — остановившись и подняв голову, я натянула самую милую улыбку, на которую была способна в тот момент. — Справлюсь сама.

Он небрежно повёл плечами — мол, не хочешь и не надо. Однако продолжал стоять надо мной, и это нервировало ещё больше.

Архонский язык мой ему не понравился, ага. Можно подумать, что он не только слышал, но ещё и общался на нём. До нынешнего времени дошли лишь обрывки фраз. Да и те были связаны с магической или артефакторной терминологией. Вот её-то было легко выучить без ошибок — всё-таки тысячелетия слова и заклинания передавались с точностью и чёткостью, которой могли бы позавидовать математики. А всё потому, что неправильно произнесённое слово в заклинании могло иметь непредсказуемый эффект. Чего не скажешь о разговорной речи, которая за десятилетие изменялась так, что два поколения порой не могут понять друг друга. А тут разрыв в тысячелетия!

Кое-как справившись с прокля́тым корсетом, я поднялась с пола.

— Скажите, ваша светлость, а с каких пор столь высокие чиновники стали посещать Академии? — я поправила юбку, тщательно стряхивая даже те пылинки, которых не было и в помине. — Насколько известно, у министров предостаточно работы в кабинете. Куда более важной, чем проверка обучения подрастающего поколения.

— Полагаю, вам неизвестно, что Академия находится под контролем Министерства?

Так и хотелось сказать, что об этом как раз таки мне хорошо известно. Но брошенный вскользь взгляд на Вэлиана заставил меня отрицательно покачать головой. По телу снова пробежался неприятный озноб. Как тогда в галереи, когда передо мной возникло виде́ние холодной камеры и заключённого на допросе.

— Я работаю в Академии чуть больше месяца, — призналась я. Внутреннее чутьё подсказывало, что честность сейчас куда намного лучше, чем самая хитроумная уловка. — Ещё не успела всего узнать.

— Чуть больше месяца — это довольно большой срок, — заметил Вэлиан, и отчего-то мне показалось, что произнёс он это с укором. — Многое можно успеть сделать за это время.

Я нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. Неизвестность и непонимание — самые паршивые вещи из всех, с которыми приходится сталкиваться в этой жизни. Можно наломать таких дров, что ещё и внукам достанется.

— Вы меня в чём-то подозреваете? — осторожно поинтересовалась я.

— А есть для этого причины? — министр вопросительно приподнял бровь. Он перевёл взгляд на книгу и столь же безмятежно спросил: — Ваша?

— Да, но я бы не советовала её трогать…