Книга По ту сторону тьмы, страница 22 – Марика Полански

Я вздохнула и выглянула в окно. Аккуратно подстриженные туи и клёны, ярко-жёлтый барбарис и кусты алых роз и агавы, между которыми вились серые кирпичные дорожки. Такой сад можно было увидеть в «Садовых хитростях» в разделе «Образцовые участки». Подобные журналы покупала бабушка, пытаясь довести скромный участок в ранг образцовых.

В груди недовольно забилась Душа.

— Мира, подожди, — я села на кровать, почесала лоб и бессмысленно уставилась в стену. Тело казалось тяжёлым, непослушным, хотелось завернуться в покрывало и заснуть. — Я пытаюсь собраться с мыслями… Помню, что ночью мы находились в библиотеке. Ты меня разбудила с невообразимой идеей…

«Это и я помню, — фыркнула Душа. — Я сказала, что нашла про Наагшура».

— Именно, — я зевнула и потянулась. Мышцы сладко заныли. — А потом… появился сам Наагшур…

Сонливость исчезла, и воспоминания завертелись мрачным калейдоскопом: вот я читаю «Малефикас». Вот из темноты зала выплывает жутковатая фигура Риваана: заострённые черты лица покрыты щитками змеиной чешуи, золотые глаза с чёрными щёлочками зрачков и мелькнувший в свете раздвоенный язык — ни дать ни взять змея, готовая атаковать. А дальше реальность превратилась в кашу.

— Мира, мы… у Наагшура, — слова застряли в горле, а в животе неприятно свело от страха.

Однако Душа промолчала.

— Мира?

«Я тебя услышала ещё с первого раза», — медленно отозвалась она и стукнулась о рёбра. — «Как думаешь, прежде чем спустить с нас шкуру, нас здесь покормят?»

— Ты сейчас серьёзно? Мы находимся дома у ведьмолова, а тебя интересует покормят нас или нет?

«А что не так? Сколько мы нормально не ели? Дня три? Четыре?»

— Почти неделю.

«Вот то-то и оно! Одевайся и пойдём искать столовую. Не могу соображать на голодный желудок».

Я закатила глаза и выдохнула. Кажется, ночью Душа истратила весь свой запас истерики, и теперь рассуждала с присущим ей цинизмом.

Вопреки ожиданиям в доме стояла непривычная тишина. Ни слуг, снующих туда-сюда по коридорам, ни горничных, усердно наводящих порядок в доме и следящих, чтобы ни одна пылинка не села на предметы дорогого интерьера. Однако в доме царила такая чистота, какой не бывает даже в музеях.

Комната, где я проснулась, находилась на втором этаже. Я неслышно скользнула в коридор и направилась туда, где по нашим с Мирой соображениям могла находиться столовая. Однако не успела я взяться за ручку, как дверь сама распахнулась.

— Ой! Барышня! Проснулись! — вытаращился на меня домовой. — Как здоровьице?

— Да вроде всё хорошо, — замялась я, совершенно неприлично уставившись на того. Соломенные волосы торчали в разные стороны, точно воронье гнездо. А густая борода, как у крестьян из нашего уезда, была запрятана за кушак. Глаза светились доброжелательностью, а от домового исходили волны уюта и тепла.

— Вот и чудненько, — он шмыгнул носом, и толстые губы расплылись в добродушной улыбке. — Меня Тихоном кличут. Я тутошний домовой. Барин вас заждался в трапезной.

Длинный узловатый палец указал на арочный проход и скрылся за дверью.

Столовая встретила яркими солнечными бликами на белоснежных стенах. Изящный узор флондрийских фресок дополнялся резной мебелью — светлым столом с белой скатертью и шестью стульями с высокими спинками. В больших напольных вазах даманской династии Юнь стояли длинные ножки чёрной западной орхидеи.