Книга Вторая молодость Фаины, страница 179 – Адель Хайд

Алексей почувствовал, как у него защипали глаза. Всё-таки матушка его любит, и всегда на его стороне. Подумал, как же ему повезло с матерью. Опустился перед ней, сидящей на стуле, и уткнулся ей в колени.

— Матушка… благослови, — тихо попросил он.

И получил благословение, на тот выбор, который он сделает сам.

Алексей решил, что свой выбор он уже сделал. Завтра же поедет к Фаине и признается, что она, конечно, деловой партнёр, но он её любит.

Запланировал встретиться с Леонтьевым, и сообщить, что брачного договора меж ним и его дочерью не будет, но совместное дело они могут сделать. Леонтьев коммерсант должен понять.

Алексей вспомнил синие глаза Фаины, подумал о том, какая же она всё-таки красивая. И пришла мысль: «А ещё она очень, очень умная, и такое впечатление, что гораздо умнее меня».

Почему он не смог толком ничего сказать? Почему решил, что то, что его дед был крепостным, делает их союз невозможным?

Глядя в темноту петербургской ночи из окна, Алексей подумал, что ведь не просто так ему была дана деловая удача и не случайно встреча с Фаиной произошла в тот момент, когда она больше всего нуждалась в помощи. И именно он оказался рядом.

«А значит ли это Божий промысел?» — спросил он себя.

Тем более что сейчас такое время, что за деловые заслуги перед Отечеством можно и дворянство получить. И вовсе тогда их брак не будет мезальянсом. А капиталов у него достаточно, чтобы люди не считали, будто он за приданным гнался.

Успокоив себя и продумав план, Алексей уснул. Но когда это все наши планы с точностью выполнялись?

И утром Алексей получил срочную телеграмму из Москвы.

Фаина

Ведь утром же всё будет по-другому.

Но Алексей не приехал, ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье.

В воскресенье вечером, просматривая список того, что было упаковано и отправлено на вокзал, погрузка в багажный вагон начиналась ночью, а сам поезд отправлялся в десять утра, я подумала: «Что же... значит, не судьба».

Зато Митрофана выписали ещё в пятницу, и выглядел он вполне себе дееспособным. Мы встали пораньше, и, тепло распрощавшись с владелицей доходного дома, ради такого случая вышедшей в такую рань, выехали в сторону вокзала.

Анна Мещерякова оставалась в Санкт-Петербурге. Как бы ни было жаль расставаться, но её ждала работа у графа Горева. Мы, кстати, к нему заехали все вместе накануне, и я, помимо тех рекомендаций, которые были у Анны, добавила к ним и свои. 

Было немного жаль уезжать из столицы. Но, с другой стороны, мне уже очень хотелось в свой дом. Да ещё было одно дело, не закрытое, то, которое мы с Аркадием Никифоровичем договорились провернуть, чтобы мне уже жить спокойно на своей земле, не оборачиваясь и не страшась того, что кто-то может мне навредить.

До отправления оставалось, наверное, минут десять, а может, и меньше. Мы уже сидели в купе, ожидая, когда поезд тронется, как вдруг заглянул Тихон и сказал:

— Фаина Андреевна, там к вам пришли.

— Кто? — удивилась я.

— Алексей Сергеевич Порываев.

Я вскочила, выскочила из купе и увидела, как проводник перекрывает двери, а Алексей пытается войти в вагон. Проводник его убеждает:

— Барин, поезд скоро отправится, провожающим уже нельзя!

— Фаина Андреевна! — воскликнул Алексей, увидев меня. Он был весь какой-то запыхавшийся, волосы растрёпаны, рубашка мятая, сам на себя не был похож.