Книга Хозяйка заброшенного поместья, страница 54 – Наталья Шнейдер

— Вам следовало бы поместить конечности в холодную воду, пока от них не перестанут подниматься пузырьки воздуха. Потом растереть как следует и смазать горчицей.

Горчицей! Как же удачно, что Виктор не застал доктора, когда ездил за ним в первый раз! Получилось бы у меня выставить их обоих? Может, и получилось бы — я и сейчас едва сдерживалась, а если бы меня понесло — спасайся кто может. Но нужно держать себя в руках. И чем размышлять о том долгом пути, который проделала медицина за какие-то пару веков, лучше подумаю — мог ли быть «домовым» доктор.

Рост? Сравнить было не с чем. И потолки, и двери в галерее были куда выше, чем в людской. В дом Виктор входил не наклоняя головы, а когда заносил сюда больного, согнулся. Доктор, конечно, был ниже него, но это все, что я могла сейчас сказать. Сложение? Пожалуй, что подходит: фигура человека, который работает головой и не утруждает себя спортзалом, хотя и не разъелся с возрастом. Но опять же — никаких характерных примет. Человек как человек: две руки, две ноги. Кажется, на левую ступает не слишком уверенно, но может, мне и мерещится. Тот-то точно ходил ровно.

Или кочергой прилетело? Но мне тогда показалось, что я промазала. Наверное, все-таки не он: с чего бы доктору, хорошо оплачиваемому профессионалу, шататься ночью по чужим домам?

Пока я снимала повязки, Евгений Петрович извлек из чемоданчика песочные часы. Взялся за запястье больного, нащупывая пульс. Я же присмотрелась к коже. Кисти отекли, покрылись пузырями, как при ожоге. Петр разглядывал свои руки с ужасом, но для меня, в совокупности со всем остальным, это был хороший признак.

— Пульс нормальный, — сообщил доктор. Вернул в чемоданчик часы, достал иглу в футляре.

— Говори, как больно будет, — велел он Петру и уколол палец.

Петр скривился, но промолчал.

— Она стерильная? — не удержалась я. Не выглядел латунный футлярчик с завитушками вещью, которую регулярно стерилизуют вместе с содержимым.

— Что, простите?

— Простерилизовать, — повторила я, уже сознавая, что зря открыла рот.

— Не понимаю вас.

— Неважно.

Уедет — сбегаю за водкой. В любом случае мне еще пузыри вскрывать, чтобы содержимое не воспалилось. А перед тем придется кожу обрабатывать. Только чем их вскрывать, не кухонным ножом же?

С подоконника, где стоял докторский чемоданчик. сиганул Мотя, протопотал к двери и шмыгнул за нее. Я ошалело моргнула — показалось, что дверь раскрылась перед самой мордой кота, до того как он толкнул ее носом. А еще показалось…

Нет, это уж точно почудилось. Тем более что солнце уже клонилось к вечеру, а окна в людской были маленькими. Дома я бы уже включила свет, но доктор, кажется, был привычным.

— Сквозняк, — проворчал он, когда хлопнула дверь. — Вернулись бы вы к мужу, Анастасия Павловна. Где это видано, нежной барыне в таких условиях жить.

— Это наши с мужем дела, — сухо произнесла я.

— Вы — моя пациентка, и я считаю своим долгом позаботиться о вашем состоянии, — так же сухо ответил Евгений Петрович. — Виктор Александрович суров, но в глубине души…

В очень большой глубине, я бы сказала…

— …Он человек добрый. Повинитесь, скажите, что извлекли свои уроки, взывайте к его великодушию, и он вас примет обратно.

— Повторяю, что бы ни произошло…

А что, к слову, произошло? Что такого отчебучила Настенька, что муж выставил ее из дому? Неужели загуляла? Это бы многое объяснило, конечно.