Книга Дочь предателя. Баллада Пепла и Льда, страница 109 – Анна Платунова

– У тебя нет ментального дара, – сказал князь.

– Как мило, – процедила я сквозь зубы, перемещаясь так, чтобы все время видеть горящие ненавистью глазюки гримса.

– Попробуй создать иллюзию. Что-то небольшое. Упавший с дерева лист. Бабочку. Снежинку.

– Как? Я не умею!

– Это просто, как будто вынуть образ из своей головы и переместить его во внешний мир. Представь листок.

Легко сказать «представь», когда твое внимание сконцентрировано на шипящей твари, чьи руки отросли до самой земли и скребли ногтями по полу.

Если я зеркало – я смогу отразить способность гримса создавать иллюзии, тварь укутывает себя в них, а у людей дар проявляется немного иначе: они творят образы вовне. Я примерно знала, как это происходит: спасибо Вель.

Лист. Осенний кленовый лист. В гарнизоне рядом с домом росли клены. Осенью я сплетала для папы венок из желтых и багряных листьев и венчала его голову, как короной.

Я будто воочию видела узорчатые листья с тонкими прожилками, черешок… Но кленовый лист оставался лишь в моем воображении.

– Не выходит!

– Ты не зеркало, – заключил князь с удовлетворением. – Теперь убей гримса.

Убей. Проще сказать, чем сделать! Твари необычайно живучи. Некоторых можно изрубить на куски, но каждый отросток, каждое щупальце будут стараться обвить противника, опрокинуть на землю, задушить… В первые годы войны с бестиями, когда еще не придумали яд, одна тварь могла истребить жителей целой деревни. Она продолжала нападать, истыканная вилами и кольями. Справиться с тварью можно, отрубив ей голову, да только не у всех бестий имеется голова!

– Да без проблем! – прошипела я, крепче перехватывая оружие.

Мне хорошо давались приемы, когда стик удерживался противоположным хватом – им можно было и нанести удар, и оттолкнуть противника. Да только левая рука – раненая, разодранная жадной пастью – болела немилосердно. Я вцепилась ею в основание стика, но тут же, ахнув, отпустила.

Я показала слабость, и гримс этим тут же воспользовался. Присел на корточки и, спружинив, подпрыгнул вверх. Я полоснула его на подлете, отбросила от себя.

На песок арены он упал в человеческом обличье, а поднялся уже похожим на пиявку-переростка, с торчащими из гладкого коричневого туловища лапками, как у многоножки. И так же быстро, как многоножка, понесся на меня.

Я ударила его сверху, как копьем. Снова и снова. Он и не думал останавливаться. Я отступала и била, отскакивала и била снова.

Пот заливал глаза, руки дрожали. Я устала. Тварь выматывала меня, гоняя по кругу, а удары лезвием словно бы и не причиняли ей ощутимого вреда. Хотя бы минуту отдыха, чтобы отдышаться, продумать план!

В очередной раз перебегая по бортику от наступающего на меня гримса, я вскинула взгляд на князя Лэггера. Тот сидел, подавшись вперед, и с упоением следил за битвой. Каждый раз, когда я опускала стик, его пальцы тоже сжимались, словно он сам наносил удар.

Князь так и не сказал, какой дар он ищет во мне. Он не собирался вмешиваться в течение боя? Я ему больше не нужна, выходит так?

В какой-то момент я запнулась и упала на колено. Сразу поднялась на ноги, но в сердце постепенно просачивалось отчаяние. Сколько еще я смогу бегать? Полчаса? Час? Рано или поздно силы оставят меня.

Гримсы не разрывают добычу на части и не жалят, впрыскивая быстродействующий яд, не поджаривают струей огня. Они присасываются и медленно выпивают кровь – моя смерть не станет легкой.