Книга Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте, страница 78 – Арина Остромина

Торлана больше всего восхищала смелость Астаи – конечно, не считая её огненных волос. Он никогда не называл их рыжими, ему больше нравилось слово «огненные». Астая иногда прогуливала уроки, её не останавливали ни оценки за поведение, ни упрёки родителей. Она говорила Торлану, что ей нравится бродить одной по безлюдным улицам в центре города. От главной площади она пробиралась к водохранилищу, где нам запрещалось бывать без дарителей знаний и наставниц.

Прогулка туда считалась праздничным подарком – это случалось не каждый месяц. Несколько узких мостиков, перекинутых с берега на берег, висели над серо-голубой гладью воды. Если нас приводили туда в полдень, когда светило солнце, оно отражалось от поверхности, и всё сверкало так, что слезились глаза. Если в это время дул ветер, по воде бежали серебристые полоски – нестерпимо яркие с той стороны, откуда на них падал свет, и густо-синие в тени. Мы стояли на мостиках, огороженных высокими частыми решётками не только по бокам, но и сверху. Говорили, что это сделано для нашей безопасности. Но иногда я вспоминала старинные клетки для животных, которые видела в книгах.

Считалось, что посетители водохранилища могут причинить вред обществу: например, уронить что-нибудь в воду, и тогда в городские трубы попадёт то, чего там не должно быть. Поэтому нас и водили туда только под надзором. Но выход к мостикам никто не сторожил, только патрули охранителей несколько раз в день выходили к воде и смотрели, нет ли там людей.

Астая не боялась охранителей. Говорила, что они её не поймают. Умела прятаться в узких проходах между домами, в ямах перед подвальными окнами, среди нагромождений пустой тары, которую ещё не забрали уборщики. А если она приходила к мостикам в такой день, когда туда привели группу посетителей, всё было ещё проще, она вертелась неподалёку и при появлении охранителей делала вид, что просто отстала от своей группы.

Иногда она звала Торлана с собой, но он отсиживал все уроки и бежал на площадь, к поминальнику, только после учёбы. Прогуливать он не решался, и я догадывалась почему. Он боялся. Даже сейчас, когда Торлан перерос отца на полголовы, тот мог отхлестать его ремнём. А мать Торлан жалел. Не хотел, чтобы она плакала из-за его школьных неприятностей, – ей и так живётся невесело.

Когда мы сидели с ним на крыльце, Торлан удивлённо говорил, глядя на свои руки, как будто обращался к себе самому:

– Вот как это получается? Я всегда думал, что смелость – это драться со всеми подряд. Ни перед кем не отступать. Нарочно колотил всех в школе. Даже тебя.

Он положил руку мне на плечо:

– Прости, дурак был. А тут – Астая. Ни разу в жизни ни с кем не дралась, я специально спрашивал. Но ведь смелая! Смелее меня. Только смелость у неё совсем другая.

Вскоре после того, как Валиту и Сармата поймали охранители, мы с Торланом снова сидели на ступеньках. Ему хотелось поговорить о том, что с ними случилось. Я видела, что он нервничает.

– Зачем они так рисковали? Почему надо было по ночам встречаться?

– А как иначе? Днём не получалось. Ты же знаешь, какой у нас график в приюте. Свободного времени почти нет. Редко удаётся вырваться. Да и то ненадолго.

– Вот и встречались бы ненадолго, – буркнул Торлан.

– Они так и делали. Вначале. А потом поняли, что этого мало. Ты же, наверное, знаешь, как это бывает? – Я пристально посмотрела ему в глаза, и Торлан густо покраснел.