Книга Меч тени и обмана, страница 140 – Люсинда Дарк

— Я заглушаю это, — тихо признается он. — Сексом, наркотиками и выпивкой. Я заглушаю себя, Кайра… но не думай, что я не ненавижу свое собственное существование. Не думай, что я не жажду того, что есть у людей, даже если у меня есть гораздо больше. — Он смеется, хотя в этом звуке нет ни капли настоящего веселья. — Боги — жадные создания, — говорит он, — и их дети ничем не отличаются.

Это, я полагаю, первое, что он когда-либо сказал, с чем я полностью согласна и это касается и меня саму, хотя он об этом и не подозревает.

Теос отворачивается, и его голова опускается на грудь, прежде чем он поднимает ее и двигается. Он широкими шагами пересекает комнату и подходит к креслу, лежащему на полу. Быстрым движением руки он хватается за твердую заднюю стенку, водружает его на место, поворачивает и снова разваливается на нем. Его голова откидывается назад, и его белые волосы, всего на несколько тонов светлее моих — и с гораздо меньшим количеством серебра в них, — зачесываются посередине по обе стороны от лба. Его глаза открыты, но невидящие, поскольку он прищуриваются в сторону тени — мимо меня, мимо стен и, возможно, даже мимо правды, в которой он только что признался мне.

За тишиной следует такт, затем другой, и когда единственным его движением становится медленное скольжение ноги в ботинке, которая вытягивается наружу и лежит на полу, когда он еще глубже проваливается в кресло, и какая бы депрессия ни овладела его разумом, я решаю, что с меня хватит. Вздохнув, я иду через комнату к шкафчикам со спиртным, стоящим в углу с широко открытыми дверцами.

— Тебе не разрешается двигаться без моего разрешения, — устало говорит он, как будто слова выдавливаются из него бессознательно, а не по его собственной воле.

— Тогда, — говорю я, нахожу полную бутылку рома янтарного цвета и достаю ее с полки, — я предлагаю вам либо дать мне разрешение, либо выпороть меня, потому что я не собираюсь останавливаться.

Подошва его ботинка стукается об пол позади меня, но я не слышу скрипа кресла, который подсказал бы мне, что он встал, поэтому продолжаю идти. Я беру стакан и опрокидываю его тоже, а затем открываю бутылку, наливая внутрь изрядное количество.

— Ты думаешь, я этого не сделаю?

— Что? — Спрашиваю я. — Выпороть меня? Нет, я уверена, что вы бы так и сделали, если бы действительно захотели. — Я закрываю бутылку ликера, когда бокал почти опрокидывается от наполнения, а затем ставлю его на место в шкаф.

— Кажется, тебя не слишком волнует эта идея, — комментирует он. В его тоне сквозит замешательство, как будто он не совсем понимает мои мотивы. Честно говоря, я тоже теряю рассудок. Как бы мне этого не хотелось, я чувствую родство с Теосом Даркхейвеном. Я понимаю ненависть, которая живет в нем. Страх. Гнев.

Я жестокая. Злая. Но я не родилась такой. Ни одна маленькая девочка не рождается такой. Я научилась быть такой из-за необходимости, и то же самое можно сказать о братьях Даркхейвен.

Я реагирую на слова Теоса и закрываю дверцу шкафа, прежде чем повернуться к нему. — Не волнует. — Я была права — он все еще сидит в кресле, только теперь его нога снова приподнята, а не вытянута. Я подхожу к нему и обхожу кресло, прежде чем протянуть стакан.

Золотые глаза устремляются на мое лицо. — Что это?