Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 37 – Люсинда Дарк

Дорогие Боги… Теос Даркхейвен — темный святой подо мной, его глаза полуприкрыты и опасно горят. Его губы приоткрываются, их округлость подчеркивается влажным блеском на них.

Внутри всё сжимается от безудержного желания, и я раскрываю рот шире, позволяя языку скользнуть вдоль нижней стороны его члена. Он на вкус — как соль и грех, опьяняющее сочетание, к которому я могу слишком легко привыкнуть… и слишком сильно подсесть. Оставив его мешочек, я обхватываю его член обеими руками у основания. Аккуратно провожу пальцем по вздувшейся вене от низа до самого верха, прежде чем взять его в рот. Как только мои губы сомкнулись на чувствительной, грибовидной головке, его бёдра резко подались вперёд, и он врывается внутрь сразу на несколько дюймов.

Рука на затылке сжимается, не давая мне отстраниться. Я опускаюсь все ниже и ниже, втягивая его, пока он не достигает задней стенки моего горла. Учащенно вдыхая через ноздри, я поднимаю взгляд из-под ресниц, чтобы увидеть выражение его лица. Голова Теоса наклонена вниз, его сияющие золотистые глаза устремлены на меня, на то место, где между моими губами находится его член.

Искра чего-то сродни молнии пробегает по моим венам, и я резко вздрагиваю. Это не только в моих венах, но я чувствую это в своем теле, между губами, на языке и на затылке, где он так крепко сжимает меня. Мой взгляд приковывается к его лицу, когда медленная улыбка растягивает его губы, и сквозь улыбку просвечивают белые зубы.

— Ты так мило выглядишь, преклоняясь передо мной, Деа, — ласково бормочет он. Собрав длинные пряди моих волос, он приподнимает их, собирая в кулак. — У тебя такие красивые волосы, — продолжает он, пропуская длинные завитки между пальцами. — Как паучий шелк.

Он покачивает бедрами напротив моего лица, прижимаясь, а затем отстраняясь на дюйм или два, потираясь нижней стороной своего члена о мой язык. Моя киска сжимается от желания, от голода. Хотя я хочу, чтобы он был внутри меня, чувствовать, как он жестко вторгается в мое тело, чтобы доставить мне столько боли или удовольствия, сколько он хочет доставить, — это действие, которое я совершаю для него, полностью порабощает.

Я хочу закрыть глаза и сосать его еще сильнее, позволить себе погрузиться в его вкус и запах и позволить ему использовать меня, как обычную шлюху. Я хочу, чтобы он изгнал все мысли из моей головы, все воспоминания о том сбивающем с толку сне. Потому что я знаю, что это именно так и было — сон. Так и должно было быть.

Кэдмона нет в живых. Его не может быть. Это просто принятие желаемого за действительное; желание испуганного ребенка иметь кого-то, к кому можно обратиться — кого-то более сильного, более знающего, кого-то, кто может что-то сделать, чтобы спасти меня.

Сейчас меня некому спасти. Я захвачена добрейшим из Дархейвенов, но даже у него есть своя тьма, которую он хочет выпустить на волю, и у меня нет выбора, кроме как позволить этому случиться. В глубине души, однако, я знаю, что не отсутствие выбора заставляет меня разжимать челюсти и раздвигать бедра, вжимая колени в матрас. Это жадность.

Осталось еще несколько дюймов, и я знаю, что если я хочу взять его полностью, ему придется зайти дальше, чем я когда-либо брала любого другого мужчину — именно так, как он приказал. Несмотря на очевидное напряжение и желание, отражающиеся на его лице, на мгновение ухмылка Теоса становится шире.