Книга Развод с императором драконов, страница 85 – Юлия Ханевская

Мы с Мартеном еще молчали у камина, когда в дверях показалась Мона. Она выглядела бледной, взволнованной, держала руки сцепленными перед собой, словно закрываясь от всего мира. Голос ее прозвучал едва слышно:

— Госпожа… мы можем подняться из подземелий? Опасность ведь уже миновала? Дети… они напуганы. И эти крики… — она осеклась, но я и так поняла, о чем речь.

Холод прошел по моей груди, и я не сразу нашла, что ответить. Но Мартен шагнул вперед и уверенно сказал:

— Конечно, поднимайтесь. Все в порядке. Пора осмотреть замок, оценить, что разрушено. Детей уложить спать, самим заняться уборкой, — он говорил слишком бодро, слишком деловито, будто отмахивался от того, чего не хотел касаться.

Мона облегченно кивнула и поспешила уйти.

Мы снова остались вдвоем. Мартен посмотрел на меня.

— Я очень надеюсь, госпожа, — сказал он тихо, — что его величество узнает от пленника то, что ищет. И что эта жестокость… — он запнулся, сжал губы, но все-таки закончил: — будет не зря.

У меня неприятно заныло под ребрами.

Скоро я осталась одна. Шаги Мартена стихли, дверь за ним закрылась, и в зале стало слишком тихо. Лишь огонь в камине потрескивал, но и он уже угасал, превращаясь в едва заметное тление углей.

Я подошла ближе, к самому очагу. Склонилась, не думая, и дотронулась до шершавого камня внутри. Жар обдал ладонь, должен был обжечь — но я не почувствовала боли. Только пульсирующее, странное тепло, будто огонь впитывался в меня.

Я вдохнула — и позволила магии вырваться наружу.

Пламя взвилось, ярко, почти ослепительно. Не только в этом камине. Я услышала, что откликнулись другие очаги — и вдруг весь зал вспыхнул светом, как будто настал день. Огонь танцевал в каждой топке, отражался в стекле окон, играл бликами на стенах и потолке.

Я выпрямилась, глядя на свою руку. Кожа даже не порозовела от жара. Никакого следа.

В голове было пусто. Ни мыслей, ни эмоций. Только мерцание огня и ощущение, что я сама — его часть.

Интерлюдия

В сыром воздухе подземелий стоял запах ржавчины, плесени и застарелой крови. Рэйдар застыл у решетки, чувствуя, как внутри него до сих пор отдаются эхом последние мгновения боя. Мышцы ломило, каждое движение отзывалось тягучей болью, а в груди, под кожей, едва ощутимо пульсировал кристалл. Его чужая магия то вспыхивала золотым теплом, то заволакивалась мраком, словно свет и тьма сцепились в нескончаемой схватке.

Дракон внутри желал рвануться за Элирой, вцепиться в нее и не отпускать, утонуть в ее запахе, в ее дыхании. Но разум оставался холодным и сосредоточенным. Виверн был не менее важен. Именно он мог дать ответы.

Рэйдар толкнул тяжелую дверь, и ржавые петли жалобно скрипнули. Камера встретила его гулкой тишиной. Пленник сидел, прислонившись к каменной стене, глаза его сверкали диким светом. Но бравада, которую он демонстрировал в присутствии Элиры, куда-то испарилась. Каждое движение и дрожь в уголках губ выдавали настороженность и скрытый страх.

Он поднял голову, не мигая уставился на вошедшего. Рэйдар остановился в шаге от него, и в тишине прозвучал его голос — низкий, ровный, от которого у многих стынет кровь в жилах.

— Поговорим по душам?

Пленник усмехнулся, но в этом смехе не было дерзости — только напряжение и желание скрыть собственную слабость. Его руки все еще были скованы магическими путами, тело слушалось плохо, движения выглядели неловкими, почти беспомощными.