Книга Боярышня Воеводина, страница 10 – Елена Милютина

Стала раздевать. Спутник болезного сунулся помогать, отстранила, сказала, что бы не мешал, а то сам свалится! Так, рубаха шелковая, оберегами расшитая, в крови измазана, шелк к ране присох. Кровотечения нет. Надо отмочить, перевязать с травками, с ромашкой, да тысячелистником. И, скорее всего, жар не от раны! Согнулась приложила ухо к груди. Дыхание тяжелое, но не хрипит. Легкие не тронуты. И то хорошо! Позвала Анюту, что у печи крутилась, чугунки ставила, воду вскипятить. Ухватом за зиму ловко научилась орудовать, прямо как девка-чернавка. Не пристало боярышне, да нужда всему обучит. Гашка одна не справлялась, а бабке учиться поздно. Приказала внучке ложку принести, серебряную. И свечу держать. Сама зеркальце взяла, дорогое, венецианское, покойным Юрой еще невесте подаренное, зайчик поймала, ложкой рот открыла и в горло заглянула. Точно! Здесь зараза, все красное, и белым обметано. Как бы не горловая зараза! Анечка ей не болела, да и страшная она, почти всегда смерть! Не задохнется, когда налет ниже сползет, так от сердечной слабости умрет! Обернула платком шелковым палец, зеркало велела Анне держать, да отвернуться, что бы выдохом больного не дышать, сама аккуратно белый налет снять попыталась. Счастье какое! Легко снялся! Значит, простая горловая жаба! При заразе налет цепко держится, не снимешь! Видать, воды холодной, разгорячившись, хлебнул, али снег в рот положил. Видно, в битве побывали, разгорячился, пить захотел, снег почище схватил, и в рот! Вот и застудил горло! Не придется грех на душу брать, да выволакивать умирающего на мороз, что бы внучку спасти. И поправиться у него шанс есть. Травками отпоим, медом, малиной, вот и полегчает. Надо только рану проверить, не глубокая ли. Если живот вспорот, то не жилец!

— Анюта, готовь отвар против жару! Да малины и смородины сухой добавь, а как чуть остынет — меду! Там, в закутке почти полная кадушка! Ох, не вовремя я Гашку отпустила! Тебе помогать придется! Да часть отвара без меда отлей, рану обмыть.

— Ничего, бабушка, заодно твоей науке поучусь! От меня не убудет! У нас в сенях клюква мороженая, давай я воду клюквенную сделаю, с медом — и жар снимает, и горло очищает! Пить-то ему много надо!

— Умница, все помнишь! Только полушубок накинь, как в сени пойдешь, а то сама простудишься, у печки час крутилась, разгорячилась. Да полушубок, я сказала! — прикрикнула. И девице подмигнула. Шуба-то дорогая, с воротником из белой лисы, северной, на соболях, аксамитом крытая. Нечего перед гостями незваными, неведомыми, богатством светить! А полушубок простенький, вывороченный, почти крестьянский, только то, что сшит не из грубых овчин, а из шкур овец, что на дальних южных горах пасутся, у басурман. Да и выделан тонко. Но с первого раза не заметят! — Да свечу возьми, там, в ларе, у самой стены дедова одежда сложена. Выбери отроку пару рубах попроще, полотняных, он потеть будет, как жар спадать начнет, менять придется. Шелк, он для этого не подходит. Да порты прихвати тоже полотняные. У него исподнее шелковое, заменим. Гашка потом постирает. Да, чуть не забыла, простынь возьми тоже холстинную, постарее, помягче, на повязки порвем. Дружок-то его тоже ранен, вон, сидит, помалкивает, а рукав весь в крови. Пропал кафтан! Завтра на чердак слазаю, подберу что-нибудь из Юрочкиных.