Онлайн книга «Боярышня Воеводина»
|
— Куда, лада моя — тихо прошептал Михаил, боясь спугнуть волшебство момента. — Свечу сменить. — Зачем? — Видеть тебя хочу. — Не нагляделась за ужином? — Нет, смотрю и наглядеться на тебя не могу, Мишенька, любый мой, единственный. Говорила мне бабушка, что ведьмы в нашем роду любят один раз, не верила. А теперь поняла, так и есть. Один раз и на всю жизнь. После такого признания оставалось только целоваться и все повторять сначала. В этот раз проснулись под утро. Чувствовал себя Михаил совсем здоровым. Всю хворость соединившиеся дары выжгли. Анна спала. А Михаил ощутил жуткий голод. Нет, не того рода, тот голод он вполне утолил, обычный. Есть хотелось так, быка бы сейчас съел. На поминках есть почти не мог, все-таки заболевал. С трудом проглотил ложку кутьи и полблина, не понял с чем, больше пил, гася подступающий жар. Надо же, выздоровел! Стал потихоньку освобождаться от объятий жены, стараясь не разбудить, и разбудил! — Миша, ты куда? — Тсс, спи, нужно мне. — В нужник, что ли? — И туда тоже. — Ой, я же тебе не показала где он! Только надеть что-то на себя надо, в коридорах прохладно. У меня халат, и, Гашка, умница, и тебе положила, турецкий, теплый. И поршни отцовские. Одевайся, пойдем. Дошли, воспользовались. Руки под подвешенным рядом рукомойником сполоснули. Анна повернулась, в спальню идти, Михаил ее за руку поймал, и, стыдясь своей слабости, спросил: — Аннушка, а поварня у вас где? Голод напал, как будто неделю не ел! — Господи, ты же на поминках почти ничего не ел, все тебя разговорами отвлекали. Пошли. Покормлю. Спустились в поварню, на лавке дремала повариха, карауля поставленные в печь хлеба, и почти прокараулила. Анна умело отодвинула заслонку, вытянула один, проверила — готовы! Даже с одного бока почти пригорел! Вынула все, накрыла чистым полотном, оставила студиться. Пошуровала в чугунках, нашла один, поставила в печь, греться. Достала миску, ложку, вилку. Отрезала ломоть только что испеченного хлеба, испускающего такой дух, что Михаил чуть слюной не захлебнулся, достала разогретый чугунок, налила Мише ухи куриной, и четверть курицы вареной положила. Пригласила: — Ешь! — А ты? — А я крылышко погрызу, тоже плохо ела, все на тебя смотрела! Миша быстро выхлебал ушное, закусывая теплым хлебом, сгрыз куриную ногу. Голод отступил. Но не совсем. Анна поняла, огляделась, нашла блины, оставшиеся с поминок, из холодного ларя у наружной стены вынула творог, смешала быстро с яйцом и медом, положила начинку в блины, свернула. На разогретой сковородке, на шипящем масле нажарила. Взвар тоже уже разогрелся. Так что блины запивали горячим. Тут на лавке подскочила повариха. Запричитала: — Господи, божечки ты мой! Проспала! Сморило меня, грешную! Кто здесь? Барышня? Кушать захотели? А я сплю, ничего не чую! Хлеба-то сгорели! Дородная повариха бросилась к печи. — Успокойся, тетка Маланья, вытащила я твои хлеба. И уже горбушку съели. Хорошо получились! — Как же так, барышня, вам свои белые ручки кухонной работой пачкать! — Да я всю зиму, пока прятались, готовила. И хлеба, и пироги пекла! И руки не почернели! Мы тут похозяйничали у тебя, полкурицы съели и блины с творогом Еще два остались, позавтракай. Извини, посуду бабушка мне мыть не велит, тебе оставлю. Мишенька, ты сыт? Пошли досыпать! |