Книга Анастасия, боярыня Воеводина, страница 155 – Елена Милютина

После разговора с Михаилом, князь начал собираться на лето в Бобрики. Но приказ рудознатцев к Камню отправить, и деньги на поездку в Устюжен послал. Сразу уехать не пришлось. Совсем сдал отец, Константин Муромский. Мать Михаила, княгиня Наталья, умерла прошлой зимой, в его отсутствие. Она и раньше страдала, как говорили медикусы «приливами» крови, а Анна объясняла это слишком большим напором крови в сосудах. Насколько раз ей пускали кровь, но зимой, как получила известие, что младший сын оказался в лагере Шеина, окруженном поляками, так с ней удар приключился. Неделю без памяти пролежала и тихо, во сне, скончалась. Михаил даже на похоронах не смог побывать. Только и смог, что, как на ноги поднялся, постоять над могильной плитой в родовой усыпальнице, прощения попросить, что явился косвенной причиной ее гибели. Князь Константин после смерти жены сильно сдал. Не узнать было в этом немощном седом старике бывшего статного воина, железной рукой управляюшего многочисленным семейством. Передал все бразды правления Даниилу, а сам больше отдыхал около теплой печки зимой, или на лавочке, на солнышке, на крыльце терема. Лет-то ему по тем меркам, когда редкий мужчина доживал до 60 лет, было почти запредельно — 83 года!

Михаил решил вывезти отца на природу, в Бобрики, развеяться, да показать свою вотчину. Даниил тоже посчитал, что это отца подбодрит, там более, охоту он любил, а в Бобриках она была обильная. Старик согласился. Так что ехали медленно. Только в середине лета приехали. Анна поехала вперед, протопить дом, проветрить, выгнать зимнюю сырость из долго стоящего нежилым строения. Для самого Михаила воспоминания были тяжелые. Вспоминал гибель сына, Михаила. Совсем молодой, только 14 лет исполнилось, командовал дружиной в имении, отбивался от орд татарских, и отбился ведь, но буквально при последнем приступе сразила парня татарская стрела. Федор, младший из двойни отпросился у отца поступить в семинарию, сан принять. Не захотел после гибели брата наследником быть. Так что теперь единственным будущим князем был Костя, тезка дедушкин 11-ти лет. Его и готовили. Учили. И языкам, и математике, и истории, причем не только России, но и Европы, и географии. Ну и чародейству и воинскому делу, конечно. Только дара ему ментального, как у отца, не досталось. Так что готовили из него чисто боевого мага. Зато Михаилу, в честь деда названному, сыну Анастасии, дар ментальный достался полностью. Сильней, чем у отца и деда. Он и эмпатом был сильным и менталистом. Больших трудов стоило ему даже в три года нянек подобрать. Прочитывал их к себе отношение с первого дня, сначала просто капризничал, а когда осознал свою силу рано, в три года, просто заставлял их уходить самим. Справиться с озорником могли только родители. Оба переживали, что будет, если в пять-шесть лет еще и стихийная сила у дитя проснется!

Только собрались ехать, как Михаилу пришлось еще задержаться. Отправил отца и младших детей вперед, под надзором Насти с ее малышами. Фред тоже должен был позже приехать, вместе с царем. А сейчас пришлось гостя иностранного принимать. Приехал с прощальным визитом наместник Эстляндии и Лифляндии Якоб Делагарди. Он уезжал в Швецию, где его назначили Риксмарксом королевства и членом Регентского совета при малолетней королеве Христине. Получив звание, равное коннетаблю во Франции, он задержался в провинциях, ожидая конца войны России и Польши, и уже хотел своей волей, звание позволяло, двинуть армию на выручку Шеину. но вовремя получил письмо от боярина Воеводина, что его тесть поехал сам на переговоры с Владиславом. Что государь Михаил решил войну закончить, а полный разгром Владислава и, возможная потеря им короны, не выгодна ни России, ни Швеции! Якоб прикинул, и понял, что Владислав все-таки числил себя Вазой и не был горячим сторонником войны со своей бывшей родиной. Чего не скажешь о других кандидатах на Польский престол. Поэтому, дождавшись мира, Делагарди оставлял провинции на заместителя и уезжал в Швецию. Для своего давнего знакомого, князя Михаила, он привез подарок — собственноручно Рубенсом сделанную копию головы Адониса, которую заказал еще Густав-Адольф, выкупил, но был убит. Якоб забрал картину из имущества короля «на память». И теперь привез ее оригиналу, снабдив надписью: ' В память о шотландском виконте Мори, спасителе шведского короля, от его искреннего друга Якоба'. Михаил тепло простился с Делагарди, который был искренне благодарен князю, что тот не воспользовался своим талантом в момент переговоров по Столбовскому миру.