Книга Солнце и снег, страница 135 – Алёна Рю

Собрание закончилось. И, к счастью, никто не заметил во мне перемены. Никто, кроме нее. Тиара нагнала меня уже на обратном пути и спросила:

– Что с тобой, сын Найтингейла?

Я посмотрел на нее с трепетом. И тогда впервые подумал, что после того, что собираюсь сделать, мы, может статься, больше никогда не увидимся.

– Я люблю тебя, – прошептал я. Тиара посмотрела на меня так нежно и жалостливо, словно на потерявшегося в лесу ребенка. Впрочем, я всегда для нее им и был.

– Глупый, – сказала она и прижала мою голову к груди. Захотелось плакать, но вместо этого я сильно толкнул ее, чтобы вырваться из объятий, и побежал в лес.

А утром прибыли они.

Я видел с дерева, как поднимается пыль из-под копыт имперских лошадей. Я чувствовал себя разбитым и слабым, но надеялся, что все это придаст мне злости. Я достал из тайника кинжал и спрыгнул вниз.

Эльфы собрались в центре поселка. Каждый принес свою долю, даже моя больная мать. Там же был и отец. Первый герой в моей жизни. Эльф, которого я уважал, несмотря на покорность империи. Эльф, с которым я мечтал однажды поохотиться. Когда мы будем свободны…

Я хлопнул себя по лбу. И почему я не рассказал все отцу? Зачем было красть кинжал, когда можно было просто поговорить? Найтингейл понял бы. Потому что он сильный и смелый. Потому что он мой отец. Лучший из лучших. Тот, кого когда-то выбрала моя мать.

Я подбежал к нему, решив рассказать о своих намерениях, но он вдруг оттолкнул меня, даже не дав заговорить.

– Стой здесь, – грубо сказал он и подошел к имперцам. И дальше я услышал то, что лучше бы не слышал никогда.

Он выдал им место сбора друидов, их имена и все, о чем говорилось вчера. Я стоял и не верил своим ушам. Кинжал, который я крепко сжимал в кулаке, выпал и воткнулся в землю.

Так в моей жизни не стало отца.

Я не дослушал до конца, а сразу кинулся в сторону леса. Нужно было предупредить их. Но не успел я сделать и двадцати шагов, как два стражника схватили меня за шиворот. И чтобы не сопротивлялся, один из них крепко перетянул мне руки за спиной. Вот тогда я смог ощутить, чего на самом деле стоила моя свобода.

Они оттащили меня в ближайший сарай и учинили настоящий допрос. Я слышал, как тот, кого я прежде называл отцом, что-то говорил им, пытался вызволить меня, утверждал, что я ни при чем, но от его слов только болели уши. Я смотрел врагам в лицо и как никогда чувствовал, что очень даже при чем. И пусть Найтингейл предал меня, сам я не скажу ни слова.

Сначала они окунали меня в воду, пока я не перестал понимать, где я и жив ли еще. Потом раскалили на огне тот самый кинжал и медленно прижигали кожу на предплечье. Я помню, как хотел тогда умереть. Но не умер, и, в конце концов, они оставили меня в покое.

Я знал, что это были не самые жестокие пытки, и потому, когда, наконец, оказался на куче соломы в углу, почувствовал странный прилив благодарности. Тогда я еще не понимал, что никогда не смогу ненавидеть людей по-настоящему. Как бы к этому ни толкали обстоятельства.

На следующий день меня отпустили. Другие вели себя так, словно ничего не произошло. Отец, как ни в чем не бывало, отправился на охоту. Впрочем, я этому был даже рад, ибо ненависть к нему переполняла меня до краев. Мама тоже ничего не сказала, только молча мазала мои ожоги на руках, а потом дала мягкий плащ из овечьей шерсти, чтобы я спрятал под ним следы пытки.