Книга Сердце Тайфуна, страница 48 – Кэтрин Болфинч

Лифт казался маленькой коробкой, стены которой сжимались, грозя раздавить меня, как блоху. Воздуха катастрофически не хватало, заставляя цепляться за горло, пытаясь сделать хоть один глоток кислорода, так необходимого сейчас. И, пока лифт поднимался на тринадцатый этаж, я поняла, почему это число имело негативное значение во многих культурах. Путь до квартиры, которая совсем недавно казалась спасением, сейчас напоминал дорогу в ад, распространяя нечеловеческий жар по телу, тут же переходящий в озноб. Я цеплялась за стену, чтобы не съехать на грязный пол.

А когда двери с тихим звоном открылись, воздуха не стало больше. Это не принесло желаемого облегчения, потому что от себя невозможно убежать. Как нельзя скрыться и от кошмаров, так и не нашедших покоя, с которыми так и не научилась жить.

В глазах темнело, словно организм включал энергосберегающий режим, как почти севший телефон. Я добралась до квартиры, дрожащими руками перебирала связку ключей, с пятого раза все же смогла попасть в замочную скважину, а затем ввалилась внутрь.

Громкий хлопок, как я потом поняла – звук выстрела, что-то горячее, капнувшее на лицо и одежду, сковывающий все тело ужас, серая игрушка в виде собаки, которую я держала в руках, как в замедленной съемке полетела на землю, тоже приобретая насыщенный красный цвет.

– Мама?

Я зажмурилась, опускаясь на четвереньки, пытаясь не возвращаться в тот день, не ощущать все то же самое, что и тогда: удушливую жару даже при холодной погоде, кровь, стягивающую кожу, которую хотелось смыть, стереть, убрать хоть чем-то, лишь бы не чувствовать ужас, застрявший в горле.

– Так и не раскрытое пятнадцать лет назад убийство.

– Что за убийство?

– Арии Перес.

Нельзя, нельзя больше быть такой беззащитной. Нельзя кричать о том, чтобы отпустили. Нельзя кричать о том, чтобы маму вернули. Но чувства никогда не спрашивали, поэтому по щекам текли горячие слезы, срывая хрипы с губ и разрывая голову от боли.

Даже не меняя положения, я переставляла ноги и руки, направляясь в сторону спальни и останавливаясь, когда дышать становилось труднее, а слезы душили так, что хотелось упасть, вырвать то, что пульсировало в груди, причиняя боль. Хотелось стереть прошлое… и себя.

Я доползла до высокого шкафа, дрожащими руками открыла одну дверцу, заползла внутрь, глотая слезы и пытаясь подцепить нижнюю полку, затем вытащила тонкую дощечку.

2912 – код, открывающий сейф, спрятанный от лишних глаз в шкафу. Сейф, в котором лежала одна потрепанная серая папка и несколько пакетиков из-под улик: в одном из них серебристая пуля с вырезанной пентаграммой, в другом – мамино помолвочное кольцо, которое я иногда носила на цепочке.

Пара крупных слез упала на бумагу, расплывшись по поверхности. Пальцы осторожно провели по делу, аккуратно вытащили наружу. Я села, опершись спиной о стену.

Месть свершилась пятнадцать лет назад, убийца получил по заслугам.

Это чистейшая правда. Ищейки отца нашли ублюдка всего несколько дней спустя. Он так и не признался, так ничего и не сказал. Лишь кричал от боли, и его крик пробирался липким холодом под кожу восьмилетней девочки, которая тайком пробралась в подвал. Ей было страшно, больно и невыносимо одиноко. Она еще долго просыпалась в холодном поту и с чувством ужаса, от которого хотелось скулить, словно выброшенный на улицу щенок. Никто не знал, что многие ночи несколько лет подряд оказывались бессонными. Никто не знал, что маленькая Лу боялась еще хоть раз увидеть что-то подобное. Жизнь часто невесело шутила, потому что взрослая Лу много раз сталкивалась с чем-то похожим и, более того, жила в мире, где это являлось нормой.