Книга Лисы и Волки, страница 70 – Лиза Белоусова

По щекам Арлекин потекли слезы, она всхлипнула, и я почувствовала, как сжимается что-то под лопаткой. Смотреть, как кто-то плачет, было неуютно – будто я виновата.

Карты были забыты.

Пак ласково притянул ее к себе. Арлекин от души разрыдалась, а меня вжало в пол – от жалости, дискомфорта, смутной вины, которой, вообще-то, не должно было быть. Он укачивал ее, кажется, целую вечность, а я сидела, слившись с углом и обхватив колени, абсолютно не понимая, что делать и что говорить. К счастью, Пак справлялся без моего участия.

Когда всхлипы Арлекин стихли, он отстранил ее и погладил по голове:

– Успокоилась?

Она кивнула, утерев влагу со скул, размазав тени и тушь.

– Теперь можешь сказать, что случилось?

– Да, – проблеяла она. – Там… Я… Когда… Мы тогда Хель из поликлиники везли. Я вышла раньше, у остановки… И… Пошла к дому. Там совсем недалеко, два шага. Через рощу. У нас там, – она нервно хихикнула, – дети гуляют днем, потому что всего-то несколько деревьев, не заблудишься. В просветах высотки видны, беседка стоит. Вообще ничего ожидать нельзя такого… Страшного. Но… Со мной же всегда что-нибудь да произойдет! – Она всхлипнула, но мгновенно взяла себя в руки не без помощи Пака, размеренно гладящего ее по спине. – Я шла через эту рощу. На перекрестке там растет береза с двумя стволами. Мне в детстве про нее мама всякие страшные легенды рассказывала, будто однажды Перун разозлился на духа, живущего в ней, и разрубил ее пополам, и эти два ствола – две половины его тела. Когда-то мне мерещилось его лицо, я видела боль, которую он испытывает уже много-много лет… Но тут не галлюцинация. Меж стволов было тело. Сожженное. Обугленное. Только зубы белые-белые, оскаленные, и ветер дул, так что труп словно кричал. Я даже… Точь-в-точь, как Проповедница говорила!

Арлекин снова зарыдала, и Паку пришлось крепко ее обнять.

– Ты знала этого человека? – мягко спросил он.

– Нет, – выдавила она. – Но… Сути это не меняет. Он мертв! И я стала свидетельницей!

– Что сказала полиция? – поинтересовалась я, надеясь, что мой вопрос не усугубит ее состояние. К счастью, она не погрузилась глубже в истерику:

– Что у них нет зацепок и они даже не подозревают, кто бы это мог быть. Между жертвами нет ничего общего, они никогда не пересекались, друзья не совпадают, никаких подозрительных моментов в жизни… Простые горожане.

– Полицейские бы никогда не раскрыли такое потерпевшему, – заметила я.

– Я подслушала, – призналась она. – Они стояли рядом, говорили шепотом, я подсела ближе.

– Что, они совсем не собираются расследовать это дело?

– Не знают как. У них даже нет точки отсчета.

– Тогда оно так и останется нераскрытым.

– Нет, – вдруг жестко произнес Пак. От его серьезности по спине пробежали мурашки. Еще ни разу за все время нашего знакомства не видела его таким сосредоточенным, будто убежденным в чем-то. – Если полиция не знает, что делать, мы выполним их работу.

– Что ты имеешь в виду?

– То самое. А если этот маньяк продолжит действовать? Просто так он не остановится. У него нет совести. Убийцы ею не располагают, она им мешает. Что, люди будут смотреть, как умирают их родные и близкие? Я такого допустить не могу. Следует остановить этого сумасшедшего, кем бы он ни был.

– Мы подростки! – прошипела я. – Как ты себе это представляешь?!