Книга Лисы и Волки, страница 68 – Лиза Белоусова

– Спасибо, – поблагодарила я, принимая одежду и пытаясь выдавить приличную улыбку. Пак с сочувствием хмыкнул – не получилось.

– На твоем месте я бы репетировал перед зеркалом. Ухмылки у тебя выходят злодейские, мне нравится, но улыбка как у окуня. Тренируйся.

– Умение утешать – уровень бог, – буркнула я, запихивая вешалку в шкаф.

– Я привык говорить правду. Она делает людей лучше.

– Или заставляет их ненавидеть тебя.

– Когда они узнают о своих недостатках, они неосознанно стремятся к самосовершенствованию.

– Или к отмщению тому, кто их оскорбил.

Пак всплеснул руками:

– Что за пессимизм! Тебя невозможно переубедить.

– Это реализм, – не согласилась я. – Людям нравится думать, что они лучшие, что они идеальны и в них нет отрицательных черт. Им нравится, когда все их любят, хвалят или превозносят. Это заложено в человеческой природе – гордиться.

Пак сделал вид, что задумался:

– То есть, если я выскажу все, что думаю о тебе, ты обидишься на меня?

– Смотря что ты обо мне думаешь. Гарантировать могу одно: ты никогда не узнаешь, обиделась я или нет.

– Я так не считаю. У тебя плохо получается скрывать эмоции. Когда тебя что-то задевает, ты ходишь, как оловянный солдатик. Когда тебе хорошо, ты тут же оживаешь, начинаешь двигаться быстрее. Так что я легко определю, тронули ли тебя мои слова.

– Ну, попробуй.

– Не сегодня, мрачная девочка. Сегодня, – он, таинственно шевеля пальцами в стиле «сейчас будет интересный фокус, дети», отошел на несколько шагов назад, – у меня для тебя особенный сюрприз. Пойдем в кладовку.

Я подозрительно вскинула брови:

– Ты меня прирезать решил?

Пак застыл в недоумении:

– С чего бы?

– Таким голосом маньяки обычно зазывают своих жертв. Да еще и в кладовку, где темно и много всякого старья. М-м-м, такое соблазнительное предложение…

– Ой, ну раз так, пожалуйста: там нас ждет Арлекин. Устроим посиделки в честь твоей скорой выписки.

– Скорой? – фыркнула я. – Еще неделя.

– В масштабе Вселенной это даже не вспышка.

– В масштабе Вселенной даже наша жизнь едва ли вспышка.

– Твоя правда, и все-таки – пойдем. Арлекин так хотела тебя увидеть, не представляешь. Каждый день в школе спрашивала, как ты себя чувствуешь.

– А написать мне никак?

– Не будь букой, Хель!

Я задумчиво повела плечом. Лезть в кладовку не хотелось – во‐первых, там грязно, а я только после душа, во‐вторых, неизвестно, сколько времени займут беседы с Паком и Арлекин. Когда смотришь фильм, можно примерно рассчитать, когда он закончится, чем будут заниматься в это время родители и каков уровень риска попасться им на глаза. Беседы же совершенно непредсказуемы – может статься, нам не о чем будет разговаривать, и придется ускользать от матери с отцом спустя несчастных полчаса, или же мы разболтаемся так, что пробудем вместе до рассвета.

Однако тратить время впустую не улыбалось еще больше. И так уже достаточно просидела без дела, впору свихнуться – и как сказочные принцессы всю жизнь проводили в башне?

– Ладно, – махнула рукой я. – Только тихо, чтобы родители не услышали.

– Что ты так трясешься со своими предками. Они занимаются своими делами, ты – своими. Ничего не случится, они ничего не заметят. Вот, смотри.

Он уверенно зашагал к двери, как ни в чем не бывало открыл ее, даже не стараясь сделать это тихо, и направился к кладовке. Будто это его квартира, будто, услышь отец или мать что-то, увидь его, он просто испарился бы, и всем бы показалось, что это нормально.