Книга Тысяча эпох. Искупление, страница 136 – Адела Кэтчер

– У меня мозги не работают, – вздохнул Ван Цин, опуская голову. – Если… если мы еще немного побудем вот так, мы же… ну… опять не провалимся туда?

– Я не знаю, – снова сказал Лун Ань. – Прости. Я не знаю.

Ван Цин кивнул, но не ушел.

Возможно, им стоило просто разойтись в разные комнаты, чтобы отдохнуть. Возможно, нужно было хотя бы встать с пола, но они продолжали лежать, слушая дыхание друг друга. Луна поднялась выше, скрывшись за краем окна, и в комнате стало темнее.

Боль медленно отступала, как отходит вода после удара смертоносной волны.

Плакал ребенок. Фа Линь с огромным усилием повернул голову набок, не открывая глаза. Гребаные соседи, ну почему они не могут утихомирить своего отпрыска? Спать хотелось просто до слез, а затылок невозможно было оторвать от подушки. Истошные рыдания не прекращались, а становились только громче.

Фа Линь со стоном перевернулся и уткнулся лицом в спинку дивана, на который прилег «полежать на пару минут», но, вероятно, вышла вовсе не пара. Тело тут же поспешило напомнить о том, что сделать это нужно было как минимум на кровати – поясницу обвило тягучей болью из-за неудобного положения.

Да сколько можно выть?! Ребенок просто захлебывался плачем, почему его никто не успокоит?

Кое-как нашарив под собой телефон, Фа Линь приоткрыл один глаз и посмотрел на время. Час ночи. Серьезно? Впервые за последние два месяца он смог вернуться домой пораньше, чтобы просто поспать, и его лишают даже этой маленькой радости?

Он выдохнул и потер глаза, зажал пальцами переносицу, потому что голову уже начала охватывать противными тугими щупальцами мигрень. Если сейчас не выпить спазмолитик, боль переползет в виски, станет отдавать в челюсть, а потом и вовсе будет проще разбить голову об стену, чем уснуть или заняться делами.

Фа Линь рывком сел на диване и опустил ноги на пол. Плач не затихал, даже стал еще отчаяннее. Он нахмурился, придерживая раскалывающуюся голову рукой. Прислушался.

Твою мать…

Ребенок плакал в его квартире. Фа Линь вскочил и бросился на кухню, откуда доносились звуки, по пути сшибив мизинцем ножку журнального столика и чуть не уронив огромную рамку с фотографией, которая висела в коридоре, задев ее край плечом. Это было единственное украшение его дома и единственное, что не имело в нем практической ценности. Фа Линь терпеть не мог всякие сувениры и элементы декора, но этот снимок все же повесил, когда купил эту квартиру, – он появился здесь раньше, чем вся немногочисленная мебель.

С шипением выругавшись, Фа Линь зажмурился, удерживая рамку обеими руками. Ребенок продолжал громко плакать. Он закусил губу, выжидая, пока ногу перестанет распиливать бензопилой. Когда открыл глаза, наткнулся взглядом на семейную фотографию, которая была прямо перед лицом. На ней все улыбались, кроме него, потому что он ненавидел этот момент – когда перед камерой нужно делать какой-то особый вид, чтобы снимок получился красивый. В гробу он это видел – тогда у него было отвратительное настроение, потому что в универе преподаватель занизил ему балл на экзамене. Не сошлись во мнениях. Ван Цин на фото смотрел не в камеру, а на него, широко улыбался и что-то говорил. Он вообще не затыкался на той семейной фотосессии, пытаясь поднять Фа Линю настроение. Из всех снимков все же был один, где у него нормальное лицо и закрыт рот, но на стену Фа Линь повесил именно этот.