Книга Тысяча эпох. Искупление, страница 37 – Адела Кэтчер

Он до двух ночи монтировал старое видео из давно отснятого материала, чтобы сделать обновление на канале. Ничего особо интересного – он тогда пробрался ночью на закрытую крышу, о которой ходили какие-то жуткие городские легенды, но ничего ужасного там не нашел. Зато рассвет заснял дивный.

Однако мысли Ван Цина в момент монтажа были далеки и от крыши, и от розовых в лучах восходящего солнца туманов, что висли в то утро над городом. Он размышлял о постановках с Лун Анем и о том, что ему сказала Юйлань. Сестра просила вести себя максимально естественно и реагировать мягко, насколько это возможно, на поведение Лун Аня, даже если оно шло вразрез со сценарием. Но как он должен этого добиться, если в его ухо постоянно вопит Фа Линь? Он не профессиональный актер, он вообще уже не понимает, какого результата они пытаются достичь. Лун Ань явно не в восторге от происходящего. Так какой смысл продолжать ставить какие-то жесткие рамки? Они так не продвинутся никуда и никогда. Ван Цин терпеть не мог расписания, правила, а теперь, как выяснилось, еще и сценарии. Свои видео он всегда снимал с первого раза и никогда не писал для них текстов заранее.

Ему нужно было поговорить с Юйлань.

Сестра так и не отозвалась, и Ван Цин взялся за ручку двери. Она оказалась не заперта, так что он тихо прошел в кабинет. Внутри действительно никого не было. На столе Юйлань горела лампа, свет от которой он видел из коридора. На спинке стула напротив висел незнакомый белый халат со светло-синими вставками на вороте и карманах.

– Юйлань? – позвал Ван Цин, но ему снова никто не ответил.

Он уже собирался выйти и поискать ее в научном центре – возможно, она спустилась в кафе на первом этаже или пошла к Куан Ли, – как увидел вторую дверь в смежную с кабинетом комнату. Конечно, Юйлань могла быть там – готовить что-то для медитации или прослушивать в тишине записи, которые всегда делала во время работы с пациентами.

Ван Цин подошел поближе. Он уже бывал в этой комнате, порой ему даже нравилось там находиться. Там было до гула в голове тихо, как в колодце или во взлетающем самолете, когда закладывает уши, а еще очень свежо и как-то… бездумно. Все мысли уходили на второй план. Однако долго пробыть там он не мог – становилось скучно. Все-таки Ван Цину больше нравилось общество людей: слышать их голоса, смех, разговоры. Куда спокойнее он ощущал себя в городской толпе, чем за закрытыми стенами в комнате с мягким полом и голубоватым освещением.

Было еще слишком рано, чтобы у Юйлань были пациенты, но сама она приходила на работу не позже восьми утра. Ван Цин как раз успеет обсудить с ней свои сомнения.

Он беззвучно открыл дверь и заглянул внутрь. Юйлань действительно оказалась там. Сидела на полу, чуть склонившись вперед, с телефоном в руках. А напротив…

Ван Цин втянул носом воздух от неожиданности. Лун Ань сидел в позе для медитации, скрестив босые ноги и уложив на колени руки ладонями вверх. Его сомкнутые длинные пальцы еле заметно подрагивали, а брови были сведены к переносице, словно он о чем-то напряженно думал.

Юйлань повернула голову, почувствовав взгляд Ван Цина. Он мог проследить по секундам, как менялось выражение ее лица от сосредоточенного к изумленному. Почему таким ранним утром они уже заняты медитацией с Лун Анем? Кажется, приехав сюда, он рисковал сделать еще хуже. Лун Ань даже ни разу не видел его вот таким: в серых джинсах и толстовке, с торчащей вверх челкой и – да, с той самой родинкой в уголке рта, которую Ван Цин послушно замазывал консилером перед тем, как выйти на площадку.