Книга Форчекинг, страница 88 – Камила Соколова

Он кивнул.

Мы молча открывали пакеты с доставкой. Сегодня китайская кухня. Макс одержим азиатской едой, и еще он одержим доставками. Нужно научить его готовить.

— Только один вопрос для уточнения, — он раскладывал спринг-роллы по тарелкам. — Ты сказала, что ничего не чувствуешь к нему? Что твоя одержимость испарилась?

— Так и есть.

Он отложил спринг-роллы и уставился на меня. Смотрел, смотрел и смотрел.

— Значит ли это, что… — он не договорил и снова схватил коробку с едой.

Трус.

— Это значит, что мне нравишься только ты.

Поесть я смогла только через несколько часов.

Макс:

Я стоял в пробке, когда раздался звонок. Дед. Мы не говорили с ним с его дня рождения. Первое желание было проигнорировать, но здравый смысл возобладал, и я ответил.

— Итак, наш мальчик решил показать характер? — прокряхтел дед.

— Я лишь предложил обозначить критерии успеха. Это значит, что я показал характер?

— Нет, ты стал перечить и огрызаться.

Я вздохнул. Ну вот как с ним говорить?

— Слушай, Виталий Евгеньевич, за три месяца у меня на счету пять голов и пять передач. Если ты смотрел статистику — это фантастический результат. Но он недостаточно хорош для тебя, не так ли?

— Я сделал тебя, Максим, — сказал дед сухим голосом, который не предвещал ничего хорошего, — платил за сборы и здесь, и в Америке, индивидуальные тренировки, подкатки, покупал форму и коньки. Даже квартиру тебе купил, чтобы ты только играл в хоккей и ни на что не отвлекался.

— И я благодарен за это, но это не значит, что я не делаю на максимум все, что могу. Я не могу быть в постоянном напряжении. Как только вы с отцом приходите на матч, я сразу начинаю играть хуже. Когда вы затем звоните и отчитываете меня, словно у меня нет тренера или я сам не понимаю, что происходит, я плохо сплю и медленнее восстанавливаюсь.

— Ты стал мягким как тряпка.

Повеяло холодом даже через трубку телефона.

— Я не стал мягким, я стал спокойным, и это сразу видно в игре.

— Прекращай свои выкрутасы, возвращайся домой на субботние обеды и отвечай, когда я тебе звоню или твой отец.

— Если мой ответ будет отрицательным, то что?

— Лучше тебе не знать, Максим. — И он положил трубку.

— Черт, — я стукнул ладонью по рулю.

После этого звонка мне захотелось выть. Я еще не отошел от вчерашнего поцелуя Тимура с Мишей, как сегодня сверху накинул дед. Я запутался, да так крепко, что непонятно, как мне выкарабкаться. Раньше все было просто: хоккей, отношения без обязательств и стремление быть лучше и лучше. А сейчас… сейчас все очень-очень сложно. Я почти возненавидел Тимура вчера, когда увидел, что он целуется с Мишей, не ее, а моего лучшего друга, моего товарища. А другому моему товарищу я вру, ну или просто не говорю ему о том, что сплю с его младшей сестрой. Черт, Роберт доверяет мне, а я… У меня мороз прошел по коже. А Миша… От одной мысли о ней я внутри сделался тягучим, словно патока.

Когда она рядом, я так счастлив, что мне все равно на все невзгоды мира. Похоже, это во мне заговорил лорд Байрон, стихи которого мы с Мишей читали для подготовки к ее книжному клубу. И теперь каждый раз, когда мне хочется говорить о ней, просто «черт, я так хочу эту девушку» кажется грубым.

Может, дед в самом деле прав, и я превратился в тряпку? Но когда я с ней, мне не хочется быть лучшим, мне не хочется ненавидеть соперника, мне хочется просто играть в хоккей. Я знаю, что умею это делать, но когда она рядом, кажется, что я еще и люблю. Миша говорит, что все просто: нужно наслаждаться жизнью и делать с удовольствием то, что получается лучше всего. Я расслабился рядом с ней — это точно, но мои результаты и комментарии тренера говорят, что все отлично. Вчера я испугался, что потерял ее, что все это просто игра, что она использовала меня как приманку для Тимура, но когда она сказала, что больше ничего к нему не испытывает и что ей нравлюсь я — это переменило все. У меня внутри все поет, когда я думаю о ней. Она мне нравится и даже, может быть, больше.