Книга Мой Тёмный Амур, страница 90 – Алексей Гришин

– Нет, ты чего. Это было бы слишком долго. Если на тебя нападают, как заставить обидчика что-то пить? Просто вылей каплю себе на кожу – на руку, например, – и коснись обидчика. Это зелье работает при контакте.

Точно как то, которое выплеснул мне в лицо Валентин. Я вспоминаю, как он размазывал эликсир по моему лицу, и мне становится не по себе. Как я могла подумать, что между нами есть чувства? Наверняка у его добрых поступков имеется какое-нибудь циничное объяснение, которого я просто не знаю.

– Это зелье не погружает в сон, просто замедляет, затормаживает. Дает возможность скрыться. Подойдет?

– Да! – горячо киваю я и обнимаю Аврору, осторожно, чтобы не задеть рукоятью меча. Не хочется объяснять ей, что я собираюсь делать.

– Лира. – Аврора берет меня за обе руки. Лицо у нее торжественное, глаза сияют. – Я верю, что ты спасешься. У меня хорошее предчувствие! Пусть оно будет тебе вместо предсказания, ладно? Ты моя лучшая подруга. Мне будет одиноко и скучно, если ты умрешь, так что не вздумай. Возвращайся ко мне, как только сможешь. Я буду ждать.

– Я очень тебя люблю, – искренне говорю я. – И вернусь. Обязательно.

Мы отрывисто киваем друг другу. Амуры – стойкие воины любви, мы должны уметь прощаться без слез.

* * *

Стоит выйти в коридор Коммуналки, я сразу ломаю камень портала, представляя себе столовую в доме Валентина, и мгновенно переношусь туда. Вокруг темно. Я крадусь к двери мягко, как пантера. Валентин наверняка дома, и я найду его.

Когда я шагаю через анфиладу комнат, у меня внезапно возникает такое ощущение, что все повторяется, что я снова попала в то утро, когда впервые посетила этот дом, только сейчас вокруг тьма. До меня доносится тот же звук, что указал мне тогда, где искать хозяина: потрескивание разожженного камина и шум, с которым в огонь падает деревяшка, взметая искры.

Я вытаскиваю из кармана плаща флакон, который дала мне Аврора. Хочу нанести терпко пахнущую жидкость только на кончики пальцев, но потом в странном мстительном порыве смазываю зельем еще и губы. Их сразу начинает покалывать мятным холодком.

Направившись на звук потрескивающих дров, я оказываюсь в зале с молочно-белыми стенами. На окнах темные шторы, перед камином оттоманка, на которой, небрежно опираясь на локоть, как на древнем пиру, полулежит Валентин.

Когда я переступаю порог, он поворачивает голову в мою сторону. Как и в тот раз, моему появлению он не удивляется.

– Почему ты всегда разводишь огонь летом? – тихо спрашиваю я.

В неярком свете пламени, отбрасывающем на стены причудливые тени, мне невыносимо выдерживать зрительный контакт. Валентин смотрит так, словно понимает, зачем я пришла, и мне от этого тревожно.

– Холодное сердце не греет. – На его губах появляется слабая, кривая усмешка, но глаза не улыбаются. – Зачем ты здесь? Не спится без моих объятий?

Бросаю взгляд на часы, которые висят на стене. Без двадцати двенадцать. До полуночи всего двадцать минут.

– Я пришла, потому что ровно тринадцать суток назад ты приговорил меня к смерти, – выдыхаю я, стремясь распалить в себе гнев. – Пришла к тебе как жертва к палачу.

– Как драматично. – Валентин плавно встает с дивана. Я с вызовом смотрю на него, пока он идет ко мне. – И что, ты явилась взывать к моей совести? Прости, мне нечего тебе сказать.