Книга Мой Тёмный Амур, страница 92 – Алексей Гришин

Валентин садится, небрежно положив локти на согнутые колени. Ладони висят расслабленно и бессильно, он не старается меня схватить, но я не буду терять бдительности.

Он поднимает на меня взгляд и делает крылья видимыми. Они огромные. В прошлый раз мы лежали, когда Валентин раскрыл их, и я только сейчас могу оценить их истинный размах. Мне запоздало приходит в голову, что Валентин легко выбьет меч из моих рук, для этого ему и тянуться ко мне не надо – один удар такого крыла собьет меня с ног.

Однако крылья неподвижно замирают в воздухе темной громадой. Они отгораживают от нас свет камина, и создается впечатление, будто вокруг сжимается тьма. Внутри меня – та же тьма.

Все это очень удобно, даже чересчур. Если бы мы боролись и я одолела Валентина в схватке, было бы легче, но он сидит с настолько усталым видом, словно ему не особенно интересно, что я собираюсь его убить. Он не ценил чужие жизни, отнимал их без сожалений, но, как выяснилось, не ценит и свою.

На часах без четверти двенадцать. Лицо Валентина очень бледное по сравнению с его одеждой и крыльями. Он смотрит на меня взглядом, которого я не понимаю: печальным, сдержанным, выжидающим.

Я провожу кончиком меча по его горлу, потом касаюсь острием крыла. Валентин даже не вздрагивает, застыл, словно статуя. Представляю, как берусь за его крыло одной рукой, а второй отрубаю его. Я справлюсь. Потом я представляю, как рассыпаюсь в пепел и никогда больше ничего не чувствую. С этим я, пожалуй, справлюсь тоже. Две чаши весов. Какая перевесит? Тяжелый меч оттягивает руку. Ловкий выпад – и Валентин отнял бы его. Только вот он не двигается.

* * *

Вспоминаю, как Валентин расстегивал рубашку, не отрывая от меня глаз, пока я лежала на ложе из колючих роз. В его взгляде сквозила мягкая, почти добрая насмешка. Он увидел, что мне больно, и не задал ни единого лишнего вопроса – просто пришел мне на помощь.

Вспоминаю, как он сидел за ноутбуком в своем кабинете и изображал, будто настолько увлечен написанием очередного романа, что не слышит моих приближающихся шагов.

А потом он сломал стрелу, которой я выстрелила в него, но не выгнал меня. Мы целовали и ласкали друг друга, он стал моим первым мужчиной, и он спросил «Как тебе?», когда мы закончили, а после предложил вымыться вместе. Тогда мне было стыдно это признать, но я с удовольствием приняла бы с ним душ и осталась бы спать всю ночь в его объятиях. Однако мы ни разу не сделали ни того, ни другого.

Далее я вспоминаю, как Валентин нашел меня в Михайловском сквере. Зачем? Раньше я сказала бы, чтобы поиздеваться над тем, как плохо я работаю. Но это неправда, он поддержал меня, даже похвалил мой выстрел. В его присутствии я как никогда ясно почувствовала, насколько важно мое занятие, насколько одиноки и хрупки люди, которых я соединяю с помощью данной мне силы.

И конечно, я вспоминаю лицо Валентина в потеках сажи, нависшее надо мной в горящем доме больше ста лет назад.

Все эти моменты сейчас кажутся в разы важнее, чем головокружительный секс, который был у нас, чем мелкие разногласия, и даже… Я зажмуриваюсь. Ладно, Лира, признай это, не ври себе. Все это сейчас даже важнее, чем поцелуй на вечеринке. Мстить за тот поцелуй – значит забыть обо всем прочем. О прекрасных, важных моментах, которые я пережила благодаря Валентину.