Книга Мой Тёмный Амур, страница 96 – Алексей Гришин

Я знаю своего – как ни странно произносить это слово даже мысленно – любимого. Валентин ценит свободу больше всего на свете, он сам много раз так говорил. Потеряв свободу, он сразу разлюбит меня, я начну тяготить его, стану обузой, а не счастьем. Похоже, высшее проявление любви – отпускать. Дать свободу тому, кого любишь.

– Я отказываюсь принять твой дар, – произношу я и закрываю глаза. Все-таки придется обратиться в прах прямо перед Валентином, теперь никуда не деться. – Давай не будем себя обманывать, остаться с кем-то навечно против твоей природы. Я действительно хочу, чтобы ты был счастлив. Не подведи.

Вот теперь я по-настоящему смирилась со своей гибелью и ухожу без сожалений. Я испытала все грани любви, и сладкие, и горькие. Как ни странно, мои последние тринадцать дней стали лучшими за всю мою долгую жизнь.

* * *

Раздается первый удар часов, мелодичный и едва слышный. На вечеринке, в ту ночь, когда мы с Валентином впервые поцеловались, этот звук казался мне оглушительным, словно поступь рока, но сейчас я принимаю его с нежностью. Вот и все. Это совсем не плохой финал.

Валентин с отчаянием взирает на меня, и я внезапно чувствую, что сила, впечатавшая меня в стену, исчезает. Он, похоже, чувствует то же самое, дергается всем телом и заваливается вперед, едва успев выставить перед собой ладони. Глаза у него расширяются от безумной надежды. Все эти дни он сдерживался, но сейчас смотрит на меня без всякого притворства, без фальшивой холодности. Смотрит так, будто хотел бы меня сожрать, сделать своей, а после снова и снова делать меня своей, никогда не удовлетворяясь. Голод, желание обладать, отчаяние, неуверенность – это все уродливые и прекрасные детали, из которых состоит любовь.

Часы бьют второй раз, третий. Мое тело становится легче, из него уходит вес и, возможно, жизнь. Не желаю опускать взгляд и наблюдать за тем, как исчезаю. Хочу смотреть на Валентина, пока у меня еще есть глаза.

Валентин бросается в мою сторону и оступается. Восстановив равновесие, пересекает комнату, опускается на колени и целует меня. Я страстно целую его в ответ. Как же хорошо, что Афродита смягчилась и решила дать нам шанс попрощаться! Умереть с поцелуем на губах не так уж плохо.

Мы целуемся как безумные. Валентин обнимает меня, я цепляюсь обеими руками за его рубашку, мы будто лишаемся тел, превращаясь в столкновение губ, языков, в нежные, голодные, жадные прикосновения. Я не сразу понимаю, что тел мы все-таки не лишились – даже я. Где-то вдалеке бьют часы, а затем затихают. Я все еще в объятиях Валентина, ощущаю его горячие ладони, запах моря и дыма, гладкие волосы под моими руками, влажный жар поцелуев.

Смерть все не приходит. Наверное, она задержалась еще на минуту. Наверное, она не может забрать тех, кто так страстно цепляется друг за друга. Потом губы начинает саднить, и я различаю на них вкус крови. Кто из нас кого укусил? Я с трудом отрываюсь и обнаруживаю, что Валентин с безумным видом уставился на меня, шарит взглядом по моему лицу, а ладонями – по телу.

– Я жива? – лепечу я.

Он кивает. Я кладу ладонь на его грудь, туда, где под рубашкой торопливо бьется сердце.

– Ты тоже… – Я быстро кошусь на часы. Пять минут первого. – Но почему?

– Потому что вы выполнили мое задание так, как нужно, – мягко произносит Афродита. Обернувшись, я смотрю на нее через плечо Валентина. Надо же, я успела забыть о ее присутствии. – Поцелуй в полном балансе, равная сила отдана и принята, нет ни слабой стороны, ни сильной. Я, как всегда, была права: любовь способна растопить каждое сердце. Спасти то, что казалось обреченным. Любовь – это высшая сила на свете, и вы доказали свою преданность ей.