Книга Проклятие Персефоны, страница 71 – Рина Харос

– Ты! – послышался скрипучий голос, будто женщина давно не произносила ни звука.

Заметив краем глаза, что она вновь надвигается на меня и замахивается для второго удара, перехватил ее запястье и заставил выронить кинжал. Лицо матери Эмилии исказила гримаса боли, и она рухнула на колени, содрогаясь в безмолвных рыданиях.

Ошарашенный такой переменой настроения, я судорожно вдохнул и сжал челюсть, думая, как поступить. Отпустив ее руку, скинул пиджак и набросил его на дрожащие плечи женщины, следом снял рубашку и принялся вытирать кровь с лица. Голова пульсировала, щеку разъедала жгучая боль, но я старался всеми силами контролировать себя, глубоко дыша. Заметив кинжал, лежащий в нескольких сантиметрах от рыдающей женщины, быстрым движением ноги оттолкнул его подальше, чтобы в случае очередной вспышки агрессии она не успела снова им воспользоваться.

Мать Эмилии дрожала всем телом от всхлипов и рыданий, и я, недолго думая, упал рядом с ней на колени и, обхватив хрупкое тело, притянул к себе. Положив ее голову на свое плечо, начал слегка покачивать, как младенца, в попытках успокоить. Женщина вцепилась руками в мое тело, ища поддержки. Убаюкивая ее тихим голосом, я заметил, что она притихла и спустя несколько минут отстранилась, вытирая остатки слез тыльной стороной ладони. Подняв на меня покрасневшие глаза, она прикрыла рот рукой, осознав, что натворила. Слезы снова наполнили ее глаза, но я схватил женщину за кисти и сжал их, давая понять, что все хорошо, самое страшное позади.

– Уильям, мой мальчик… прости… я… я…

Следом раздался громкий крик, как будто раненое животное взвыло перед смертью. Мне оставалось лишь промолчать и позволить женщине разделить со мной боль и гнев, которые годами копились у нее в душе.

Резко перестав плакать, она втянула воздух и посмотрела сквозь меня отрешенным взглядом, открыв рот в безмолвии. Издав короткий звук, женщина медленно произнесла слова, слагая их в песню. Мелодия с каждым вдохом становилась все громче и требовательнее, сердце сжималось в тиски и не позволяло глубоко дышать. Подавшись вперед, я накрыл ладонь матери Эмилии своей. Она дернулась и моментально оборвала мелодию. Взгляд, некогда пустой и стеклянный, изменился.

– Ты должен мне помочь. Помоги мне ради Эмилии. Помоги мне ради твоей любви к ней.

Окинув беглым взглядом двор и крыльцо, я понял, что вот уже долгое время женщина живет здесь одна: дверь еле держалась на петлях, грязь пятнами покрывала крыльцо, затхлый запах разложения отчетливо доносился из дома. Стараясь придать голосу непринужденный тон, спросил:

– Где сейчас Эмилия? Почему она не вышла меня встретить?

Плечи женщины поникли, и она опустила взгляд, рассматривая свои руки, которые с возрастом покрылись мелкой сеточкой морщин, но не утратили при этом изящества. Она заговорила так тихо, что мне пришлось податься вперед:

– Ее нет.

Я собирался спросить, где же найти мою Эмилию, как передать хоть какую-то весточку, но острая боль пронзила тело, и в голову прокрался голос, который молчал уже несколько месяцев.

Прошло только два года. Не пытайся меня перехитрить, Уильям. Оставь ж-ж-женщину в покое, скоро я заберу ее домой. Только тс-с-с.

Боль моментально прошла. Женщина, сидевшая рядом, лишь кинула на меня взгляд, полный обиды и горечи. Не в силах больше оставаться рядом, поднялся и протянул руку, чтобы помочь ей встать, но она лишь мотнула головой. Устало вздохнув, я оставил пиджак на плечах у матери Эмилии, подхватил с земли окровавленную рубашку и двинулся в сторону леса, обратно к кораблю, напрочь забыв про кинжал, который оставил в траве.