Книга Андэ. Огонь, свет, жизнь, страница 63 – Анюта Соколова

— Ты в обморок не хлопнешься? — замечаю вполголоса по-аризски.

— Оставь свои фантазии при себе, — следует язвительный ответ.

— Анэн, масте Райн, — благодарит Верг. — Пусть Анда дарует вам продолжение рода.

Кажется, Дэйн перестаёт дышать. Традиционное пожелание Дому Райн, первому Великому Дому Деона. Для искалеченного проводника подобное, пусть и сказанное с добрыми намерениями, звучит как насмешка. И прежде чем Дэйн сорвётся на грубость, я произношу:

— Сáти, масте Верг.

Сати — одновременно и спасибо, и обещание, и знак того, что пожелание приятно. Дэйн смотрит на меня. Гнев, обида, отчаяние… Вергу он сдержанно бросает:

— Итэн.

Мои пальцы Дэйн стискивает так, словно собирается раздавить. Мы переносимся в парк Грода: я узнаю громаду Университета. Предвкушаю неприятный разговор, но Дэйн присаживается на скамейку, откидывается на спинку, закрывает глаза и молчит. От этого становится ещё неуютнее. Когда он ругается или огрызается, хотя бы знаешь, как себя вести. Ладно, можно и в тишине посидеть, тем более в парке хорошо. Если не смотреть на Университет, легко представить, что я в Аризе. Деревья, клумбы, детские площадки, мамы с колясками. Не хватает хозяев с собачками.

— Дэйн, а домашние животные в Деоне сохранились?

— Ты же видела ферму, — бросает он, не открывая глаз.

— Я про собак и кошек. В уцелевших городах наверняка были домашние питомцы.

— Наверное. Не знаю.

— У меня в детстве был кот, — зачем-то начинаю рассказывать я. — Обычный, серый полосатый. Усищи огромные и глаза зелёные.

— И что с ним стало? — без интереса спрашивает Дэйн.

— Умер. Кошки живут всего пятнадцать-семнадцать лет.

— В замке когда-то держали барсов. Я застал последнего, совсем старого. Он уже плохо ходил и почти ослеп. Меня… мне не разрешали свободно ходить по замку, и приходилось пробираться в зверинец тайком, но оно того стоило. Даже дряхлый барс был таким величественным.

Дэйн резко разворачивается. В золотых глазах под холодом прячется безнадёжность.

— Лика, ты не заткнёшь им всем рты. Не остановишь поток слухов. И ничего не изменишь. Лучше ненавидь меня — я это заслужил. Ненависть переносить легче, чем жалость, к ней я по крайней мере привык.

— С чего это ты взял, что я тебя жалею? — возражаю сердито. — Жалеют слабых и убогих. Ты ни тот ни другой.

— Я порченый. Не способен доставить тебе удовольствие в постели, не смогу зачать ребёнка. Рожать детей тебе придётся от другого мужчины. Прошу лишь об одном: сохранить видимость брака, не давать повода для новых сплетен.

— Никогда больше не смей повторять эту чушь про другого мужчину, — произношу с нажимом. — Наверняка существует способ исправить то, что с тобой сотворили. Если не в Деоне, то за проливом точно. Там всё, о чём ты говоришь, давно и успешно лечится. Причём не здесь, — в запале указываю где, — а тут! — мой палец упирается ему в висок. — Не знаю, что тебе внушили, чем застращали, но услышу ещё хоть слово на тему моих любовников — тут же отведу тебя к специалисту в Аризе. Не сомневаюсь, после обследования он подтвердит, что физически с тобой всё в порядке. Обычный парень без отклонений.

— Что, буду молчать — не отведёшь?

— Уверена, мы разберёмся без специалиста.

Он буравит меня пристальным злым взглядом.

— А как же твой любимый блондинчик? И разрушенная жизнь? Ты мне её уже простила?