Книга Ее имя ярость, страница 142 – Эмили Варга

Вдруг его руки тяжело опустились на мои плечи, а затем Маз обхватил ладонями мое лицо. Он поцеловал меня, нерешительно коснувшись моих губ своими в ожидании моей реакции, и я с готовностью ответила. Я подавила тревогу, которую испытывала, и просто думала о нем. О том, что он заставлял меня чувствовать, о звуках, вырывавшихся из его горла, когда он прижимал меня к себе. Я отвечала ему, вкладывая в поцелуи всю себя, и внезапно этого оказалось недостаточно, и мы полетели вместе, спускаясь по спирали с горы гнева, страсти и такого неистового желания, что я едва могла дышать.

А потом у меня в животе что-то скрутило, и это чувство становилось все глубже и темнее, словно бездна, готовая поглотить меня целиком. И все это время у меня в голове крутилась одна и та же мысль. Он принимает тебя за другую. Он принимает тебя за другую. Внутри у меня все перевернулось. Во рту появился привкус пепла. Я оттолкнула его изо всех сил, практически отбросив к стене. Наше тяжелое дыхание заполнило пространство комнаты. Мазин смотрел на меня, и его темные глаза горели безумием, а губы покраснели от нашего поцелуя.

– Я не могу, – в отчаянии сказала я, не думая о его реакции. Я не могла пойти по этому пути, как бы отчаянно ни желала мести. Каждая клеточка моего тела восставала против того, что я делала, против того, кем я становилась.

Если бы Мазин видел сейчас меня настоящую, он бы на все это не согласился. Он хотел быть не со мной, а с Санайей.

– Я не могу, – повторила я, прижимая пальцы к распухшим губам, и мои слова повисли в воздухе.

Затем я выбежала из комнаты, не дожидаясь ответа и не взяв кинжал, который он только что подарил мне, – убежала, отчаянно пытаясь избежать той судьбы, которую я сама себе уготовила.

Я бежала по залам дворца, изо всех сил стараясь держать себя в руках, и наконец нашла свободную комнату, где можно было спрятаться от артистов и толпы. Я стояла в темноте, прислонившись спиной к двери, и мое тяжелое дыхание было единственным звуком, тревожащим тишину, не считая приглушенного веселья за окном. И я расплакалась. Наконец я дала волю слезам. По своему отцу. По всей любви, которую я питала к Мазину. Но больше всего я жалела себя, потому что, хоть я и сбежала из тюрьмы, у меня было очень острое чувство, будто я все еще там.

Рыдания душили мое тело, я согнулась пополам, уткнулась лицом в пол и стала оплакивать все, чего у меня больше никогда не будет. Я обхватила себя руками, ощущая кожей прохладу мрамора, и уже не в первый раз пожалела, что не могу вернуться в прошлое, когда жизнь казалась простой, а меня или мою семью не предавали на каждом шагу.

Наконец мои отвратительные рыдания прекратились, и тыльной стороной ладони я стала вытирать слезы. Я медленно села. Это было то, что я могла себе позволить. Это небольшое проявление эмоций перед тем, как я снова облачусь в доспехи и отправлюсь на поле боя. Я запустила пальцы в волосы и помассировала кожу головы, чтобы унять боль, жалея, что у меня нет подогретого горчичного масла от тетушки Афры, которое могло бы меня успокоить.

Император еще даже не прибыл на празднество, и я не могла больше прятаться в этой комнате. Я не сломаюсь. Не сейчас. Воля была единственным, что заставляло меня держаться и доводить дело до конца.