Книга Ее имя ярость, страница 33 – Эмили Варга

– Только подумай, мы сможем есть тушеную баранину с рисом. Острые маринованные огурчики. Слоеный хлеб, посыпанный чесноком и черным луком.

Нур облизнула губы.

– У моего отца мы устроим пир! – Я не смогла скрыть нетерпения в голосе. Кожа горела от предвкушения. Мы были так близко, что я чувствовала, как слезы застилают мне глаза. – Пойдем.

Я повела Нур по неровным булыжникам своей деревни, накинув дупатту^[12]приглушенных цветов так, чтобы она скрывала мое лицо. Я не хотела, чтобы кто-нибудь предупредил императора Вахида – или Мазина – о моем возвращении. Я не знала, есть ли среди жителей моей деревни шпионы, но рисковать не собиралась.

Мы приблизились к дому моего отца. Это был простой дом из глинобитного кирпича, выкрашенный в ярко-белый цвет и выступающий из скалы. Рядом стояла его кузница, на двери которой по-прежнему висела вывеска с выгравированными скрещенными кинжалами. Но в кузнице было темно, и сквозь щели в окнах не пробивалось теплое свечение расплавленного металла.

Я нахмурилась, моя рука так крепко сжала поводья, что кожа на них натянулась. Баба всегда работал в кузнице с раннего утра. У меня в животе поселился страх и начал разрастаться.

– Дверь приоткрыта, – прошептала Нур и плотнее запахнула плащ.

Я взглянула на дом и увидела, что она права. Я была так занята, осматривая кузницу, что не заметила распахнутую настежь дверь.

Я рванулась внутрь так стремительно, что от моих шагов на пыльной дорожке едва остался след. Дом был погружен в полумрак, не горела ни одна свеча, которая указывала бы на то, что здесь кто-то живет.

Где он?

– Баба? – позвала я, мое сердце ушло в пятки, а глаза дико забегали по пустой комнате.

Скамейка из мангового дерева в гостиной была перевернута, а коврик из пустынного кустарника изорван в клочья. По моему виску побежала капелька пота, хотя в доме было холодно. Это был холод опустевшего жилища, чего-то затхлого. Я бросилась в заднюю часть дома, в спальню отца.

Все было разрушено. Его кровать была разорвана на части, подушки вспороты, а матрас из финиковой пальмы разрезан пополам. Все кинжалы, которые обычно висели в комнате отца, исчезли, и только их темные очертания на стенах указывали на то, что они там когда-то были. Я подошла к одной из стен и положила ладонь на контур кинжала с золотой рукоятью в форме головы шакала, словно желая убедить себя, что мои воспоминания реальны, что мой отец действительно жил здесь. Что в этом доме было тепло и живо, когда я была здесь в последний раз.

Я закричала. Снова и снова я выкрикивала его имя, звала Джалеби, свою кошку, и мои слова эхом разносились по дому в поисках хоть каких-то признаков жизни.

– Где ты? – прошептала я в пустоту разгромленной комнаты.

– Может, он бежал? – раздался позади меня тихий голос Нур, осторожный, будто она не хотела спугнуть дикое животное. Он прорвался сквозь пустоту комнаты, и, несмотря на заботу в ее словах, во мне поднялся гнев.

– Только не так, – отрезала я, осматривая опустошенное, разграбленное помещение в поисках какой-либо подсказки о том, куда он мог пойти. Я не нашла ничего, даже следов своей кошки. Казалось, что здесь давно никто не жил. Я повернулась к Нур. – Он бы попытался оставить мне сообщение.

Он бы не ушел вот так, не покинул бы разрушенный дом, не оставив ни строчки о том, куда направился.