Книга Последнее слово единорогов, страница 57 – Виолетта Орлова

С этими словами руководитель группы достал мешочек венгериков и протянул проводнику.

– Честно сказать, здесь куда меньше, чем мы вам должны на самом деле. Вы спасали нас на каждом шагу, рискуя собственной жизнью. Мы перед вами в неоплатном долгу.

Нороган кивнул, принимая благодарность. Теперь он уже и сам хорошенько не понимал, зачем пустился в эту сомнительную авантюру, оставив Павлию одну в незнакомом ей Тимпатру. Ради пресловутого свитка, который он так и не нашел? Ему следует поворачивать назад, однако странное желание воочию убедиться, что за горами море, влекло его вперед.

– Если позволите, я бы еще какое-то время пробыл в вашей компании. Мне очень хочется посмотреть, справедливы ли ваши догадки насчет озера…

– Мы сейчас в долине Ха. За ней, если следовать записям гераклионского мореплавателя, и находится то самое безымянное озеро. Я буду счастлив, если вы окажете честь разделить с нами это великое открытие. Кстати, нам ведь предстоит как-то назвать его.

– Может, твоим именем, старина? – предложил Ракис Лот, преданно глядя на руководителя. Но Корнелий покачал головой. – Не очень-то это скромно, да и потом, я бы скорее предпочел взять имя нашего дорогого проводника, чтобы хоть как-то отплатить ему за помощь. У меня, конечно, имеется еще одна версия для названия, однако я предпочел бы предложить его лишь в том случае, если озеро обладает теми удивительными свойствами, про которые рассказывал гераклионский моряк.

Нороган смущенно улыбнулся.

– Предлагаю иной вариант. Давайте назовем его по цвету. Ведь вода в зависимости от освещения может казаться голубой, зеленоватой, наконец, почти черной, как бывает в Гераклионском море. По крайней мере подобное нейтральное название не будет выделять кого-то из нас.

– Отличная идея, превосходная! – живо воскликнул Корнелий. – Что бы мы без вас делали, дорогой друг!

Этим же вечером они покойно сидели у костра, смотрели на слабо мерцающие звезды, прислушивались к уютному потрескиванию дров и пили дынную настойку на спирте, которой угощал Нороган. Так путешественники отмечали благополучный переход через коварную пустыню; теперь же их маршрут обещал стать более безопасным. По крайней мере, так оптимистично полагал Корнелий Саннерс.

Спустя какое-то время путешественники немного захмелели и расслабились. Ночь на природе весьма располагает к интимным беседам, и Норогану вдруг страстно захотелось поделиться с товарищами своей страшной тайной.

Загадочно поблескивая глазами в темноте, он вдруг начал хриплым, словно не принадлежащим ему в этот момент голосом:

– Господа. Один мой друг поведал мне жуткую историю. И я, право, теперь не знаю, как мне относиться к этому признанию. Рассудите меня вы. Он сказал, что по его вине погибло много людей.

Произнеся эти слова, Нороган закрыл лицо руками, а когда отнял их, то стало видно, что оно искажено вымученной, неестественной улыбкой.

То ли ночь была особенно тиха и загадочна, то ли нервное возбуждение, охватившее проводника, передалось и остальным, но все трое пристально уставились на Норогана, с напряжением ожидая завершение рассказа.

Тогда проводник, путаясь и запинаясь на каждом слове, поведал остальным печальную историю, которую безуспешно пытался похоронить в своем сердце. Разумеется, он не вдавался в детали, которые человек, далекий от естествознательства, вряд ли смог бы постичь. Потом он замолчал, тяжело дыша, словно ему не хватало воздуха.